Так, совершая дежурный обход своих владений на грузовой палубе, Эдуард вдруг с удивлением обнаружил, что код замка трюма номер пять – того самого, где раньше лежали мороженые мясные туши, реквизированные жадным Клодием, – кем-то изменен. Проделать это, кроме самого юноши, могли лишь двое – Елена или Ливия. В ответ на его вопрос девушка сделала круглые глаза: мы же договорились, что пятый – твой, с какой стати я туда полезу? Ливию Эдуард, разумеется, ни о чем спрашивать не стал – себе дороже: неровен час пива у нее под рукой не окажется – не обрушилось бы на голову чего похуже. Но зачем жрице могло понадобиться менять код в замке пустого холодильника, оставалось только гадать.
Но и это еще не все. На орбите, сразу после эвакуации с планеты, ему мельком попался на глаза Гийом. Правая рука всадника была перевязана, сквозь серый бинт проступало бурое пятно. Можно было подумать, что вольноотпущенника и правда ударили ножом в поединке. Но кто? Ливия? Зачем?!
Спросить о чем-либо Гийома Эдуард не успел – всадник поспешил убраться с его глаз, оставив юношу наедине с очередной загадкой.
Дальше – больше. Уже на рейде орбитального порта Принципата Романа – к слову, единственного из Владычьих миров, не носящего название «Республика», – Елена рассказала, что застала Ливию выходящей из каюты. Заметив девушку, жрица поспешила захлопнуть дверь, но Елена была уверена, что заметила внутри движение – в каюте кто-то был.
– Я сначала подумала, что это ты, – призналась девушка, – но потом встретила тебя у шлюза и поняла, что добежать туда ты бы никак не успел. Так что не ты.
– Не я, – подтвердил Эдуард. – И не Вик – мы тогда с ним как раз только что расстались. Может быть, кто-то из других всадников?
– Исключено, – покачала головой Елена. – Никого из них в это время не было на борту.
– А может, тебе показалось? – осторожно предположил юноша. – Ну, что было какое-то движение.
– А может, тебе показалось, что код в трюме сменили? – в тон ему ответила она.
– И что Гийом ранен…
– И что Ливия сама не своя… Причем, позавчера во время прогулки еще все нормально было – а потом ее как подменили!
– Не могли уж подменить на что-нибудь хорошее, – буркнул Эдуард. – Доброе…
– Это не смешно!
– А я разве смеюсь? Я, может, сейчас заплачу!
– Можно я тоже присоединюсь? – послышалось сзади. Друзья обернулись: по коридору к ним быстрым шагом шел – почти бежал – Виктор. – Поплачь, полегчает – как говорила у нас в интернате матрона Цецилия. Может, и правда попробовать – вдруг поможет? Сейчас вот только Ливию найду – и сразу к вам, плакать. Где она, кстати?
– На мостике, – ответила Елена. – А что случилось?
– Да ничего особенного… Если не считать того, что наши бравые караванщики подняли бунт и не хотят лететь в Королевство. А так все в порядке.
* * *
– Вот оно как выходит, жрица Ливия, – проговорил Марий, самый старший из всадников. Он стоял, опершись обеими кулаками о стол, и напоминал грозной позой циркового борца, готового ринуться в смертельную схватку. По правую и левую руку от своего лидера сидели шесть других всадников – все как один с напряженными, суровыми лицами. На противоположной стороне стола, скрестив руки на груди и откинувшись на высокую спинку стула, восседала Ливия. Слева от нее расположились Виктор и Гийом (на плечо вольноотпущенника был накинут плащ, скрывающий раненую руку), справа – Елена и Эдуард. Численное преимущество в кают-компании, как ни крути, было на стороне бунтовщиков.
– Мы тут все законопослушные граждане и честные всадники, – продолжал между тем Марий. – Наша репутация безупречна, это всем известно. За нее нас и подрядили в этот рейс. И контракт для нас – не пустой звук. Но на это мы не подписывались!
– На что – на это? – холодно спросила жрица, почти не разомкнув плотно сжатые губы.
– На бессмысленную гибель! На самоубийство! – выпалил Марий.
Его товарищи дружно закивали головами в знак согласия.
– Самоубийство – тягчайшее преступление перед Владыкой Константином, – произнесла Ливия. – Кто смеет толкать вас на самоубийство?
– Черный Путь – самое настоящее самоубийство! – заявил всадник.
