Если б могли они разговаривать на человеческом научном языке, то сказали бы об этом человеке: хороший парень, добрая душа, отзывчивая натура, только вокруг него зона дискомфорта.
А на не научном языке сказали бы так: сдернули у человека с души покрывало, так он сразу же устроил митинг по поводу открытия души.
Короче: обидно получилось. Такой редкий случай. Поверило было зверье человеку, но слишком уж много человеческого в нем было.
А ведь могла б на Земле с этого момента начаться эра глобальной коммуникативности. Но не началась.
Вторая сигнальная система, она ужас как вредит контактам.
Не так ли и я? Не распугаю ли длинными частыми рассуждениями читателей, собравшихся у ног моих?
144
У меня сын есть, сейчас ему уже одиннадцать и он молодцом, а в младенчестве болтливость тоже очень мешала ему быть счастливым.
Он тогда только-только овладел второй сигнальной системой и вот пользовался ею неумеренно.
Например, пойдем мы с ним гулять за город и увидим вертолет, низко над нами пролетающий. А мой сын ужасно в том возрасте любил воздухоплавание: увидит самолет, вертолет, даже змей бумажный – просто дрожит от счастья.
Так вот – летит вертолет, сыну бы смотреть и наслаждаться. Но – нет. Он только обнаружит этот вертолет так сразу поворачивается в мою сторону и вопит изо всех своих сил: «Папа, вертолет летит! Папа, смотри, вертолет, смотри, летит!» Мало того, увидев, что я уже задрал голову, он начинает оглядываться – кого бы еще приобщить к этому счастью. «Тетя! – кричит женщине, которой только голова видна на горизонте. – Тетя, смотри! Вертолет, тетя, смотри, летит!»
Ну и пока он все это во все стороны выкрикивает, всех окружающих приобщает – вертолет, конечно, скрывается за горизонтом.
Так мой сын за все свое детство эти вертолеты фактически и не рассмотрел.
С одной стороны, конечно, очень хорошая черта: жертвовать своим удовольствием ради того, чтоб другие могли им понаслаждаться, – так сказать, врожденный коллективизм, альтруизм, антиэгоизм и прочее. Но ведь с другой – что получается? Мне на этот вертолет глядеть не то чтобы скучно, а, прямо скажу, тошно. И той женщине у горизонта, от которой одна голова была видна, – тоже плевать на летящие аппараты с высокой колокольни, к тому же она не расслышала призывающего вопля моего сына, и всем остальным, кого он в это дело втягивал, – одно беспокойство, скука и отрыв от насущных интересных дел; разглядывать вертолет – кому он нужен.
И в результате получается вот что: и сам удовольствие пропустил, и другим его не доставил. Эти мои рассуждения кое-кто, надсмехаясь, может истолковать в том духе, что автор, мол, призывает хватать что подвернется и засовывать себе за пазуху, ни с кем не делясь. Но такой пересказ моей идеи – нечестное искажение. Мысль, которую я стараюсь втолковать читателю, звучит не так. Вот она: если хочешь, чтоб все вокруг были счастливыми, наслаждайся выпавшей на твою долю удачей сам, а не пичкай ею других.
А как же, спросит кто-нибудь, другие от этого станут счастливыми?
Отвечаю: от общения со счастливым человеком. То есть с тобой – не разменявшим золото своей удачи на медяки для нищих, не превратившим собственный Рай в общественный парк. Счастливыми становятся только от общения со счастливыми.
145
Человек постигает Великое только в периоды, когда плохо спит. Сбитый с толку из-за отсутствия указаний свыше, он сначала нервничает и хныкает, жалуется на плохое самочувствие, становится ипохондриком и занудой, его рассказы о собственных недомоганиях так длинны, скучны и подробны, что друзья бегут от него прочь. Но это только первая стадия: человек ждет указаний, не осмеливаясь действовать без них. Но вот сосуд с божественной влагой иссякает полностью, ждать больше нельзя, и человек отваживается – он совершает свой первый самостоятельный шаг. Он вглядывается в мир лихорадочно блестящими глазами и видит в нем то, что есть, а не то, что видеть было велено. Странные песни начинает он петь. Глядя в прошлое, он видит будущее. Он комкает время и ломает причинно-следственные связи с нервным смешком. Его энергичность приводит в смятение выспавшихся людей. Он способен преодолеть и горы, и море, и горе, и мор. Кончики пальцев у него дрожат.