Кремер увел ее в гостиную и плотно закрыл за собой звуконепроницаемую дверь. Я прошел к своему столу, чтобы воспользоваться наконец-то представившейся возможностью просмотреть утреннюю почту. Фред слонялся по комнате, разглядывая корешки книг на полках, затем наконец сел и закурил сигарету.
– Я мешаю? – спросил он.
– Нисколько, – уверил я его.
– Я могу подождать на улице. Только я немного замерз. Я тут с восьми утра.
Я отложил почту, развернулся и посмотрел на него с благоговением.
– Боже правый! – Я был потрясен. – Вы победили. – Я махнул рукой. – Забирайте ее.
– Забрать ее? – вспыхнул он. – О чем вы говорите? Да кто вы такой?
– Брат, – ответил я, – кто я такой, узнают черви, которые когда-нибудь съедят мое бренное тело, но я точно знаю, кем не являюсь. Я не тот парень, что переплыл Геллеспонт[9], и не тот, кто покинул поле битвы, чтобы искать сами знаете что на шелковых подушках Клеопатры. Я человек не этого типа…
Зазвонил телефон, я снял трубку и услышал голос Вулфа:
– Арчи, поднимись сюда.
– Сию минуту, – сказал я, вставая, потом спросил Фреда: – Чего бы вы хотели – виски или горячего кофе?
– Кофе, если не трудно.
– Отлично. Идемте со мной.
На кухне я поручил его заботам Фрица, а сам поднялся на три пролета в оранжерею. День выдался солнечный, и только несколько штор было опущено, но в первых двух помещениях окна не были прикрыты, оранжерею заливало светом, и великолепие красок буквально ослепляло. Я прошел через длинное помещение, где стоял Теодор Хорстман и осматривал колбы для проращивания семян. Здесь стекла были, конечно, затемнены. Я открыл дверь в пересадочное отделение и принюхался. У меня хорошее обоняние, и я сразу узнал запах. Я бросил взгляд на Вулфа, сидевшего на своем стуле, больше похожем на трон, убедился, что он еще жив, бросился к стене и схватил вентиль, чтобы повернуть его. Он был крепко закручен.
– В чем дело? – сварливо спросил Вулф.
– Пахнет цифогеном[10].
– Знаю. Теодор окуривал те растения и слишком рано открыл дверь. Здесь газа недостаточно, чтобы причинить вред.
– Может быть, – пробормотал я, – но это вещество не внушало бы мне доверия, даже если бы я стоял на крыше Эмпайр-стейт-билдинга в ветреный день.
Дверь в камеру для окуривания была приоткрыта, и я заглянул туда. Скамейки были пусты, насколько я смог разглядеть в полутьме, так как это помещение не имело окон. Запах внутри казался не сильнее, чем снаружи. Я повернулся к Вулфу.
– Как мистер Кремер? – спросил он. – Весь на взводе?
Я подозрительно взглянул на него. То, что он задал этот вопрос, его тон и выражение лица – любого из этих признаков было бы достаточно, чтобы я кое-что понял, а уж все три делали это кое-что настолько очевидным, что мне оставалось только спросить, как ему это удалось.
Я посмотрел ему в лицо:
– Кого из них вы раскололи – Роуз или Энн?
– Никого, – ответил он благодушно. – Я целый час разговаривал с мисс Лэшер, пока ты спал, а потом побеседовал с мисс Трейси. Обе продолжают хранить свои секреты. Когда мистер Хьюитт…
– Так почему вы злорадствуете?
– Я не злорадствую. – Он склонил свою огромную голову набок и потер нос указательным пальцем. – Я задумал небольшой эксперимент.
– Ах вот как! Прелестно! До того, как Кремер потащит нас всех к окружному прокурору, или после?
Вулф хмыкнул:
– У него такое намерение? Тогда «до». Мисс Трейси с ним?
– Да. А юный Апдеграф на кухне. Он собирается жениться на Энн, если не окажется в каталажке в результате вашего эксперимента.
– Я полагал, что с мисс Трейси помолвлен ты.
– С этим покончено. Если я женюсь на ней, Апдеграф будет все время торчать под окнами и действовать мне на нервы. Он уже начал.
– Что ж, это избавило бы нас от необходимости посылать за ним. Задержи его. Когда придет мистер Хьюитт, немедленно пришли его ко мне сюда. А сейчас спускайся вниз, позвони мистеру Диллу и соедини его со мной. По дороге убедись, что мисс Лэшер в своей комнате, не собирается выходить из нее и биться в истерике. Меня нет ни для кого, кроме мистера Дилла и мистера Хьюитта. Мне надо обдумать некоторые детали. Кстати, никому не говори о цифогене.
