– Хорошо, инспектор. В настоящий момент я свободен. О чем мы будем говорить?
– Об убийстве.
– Прекрасно. О каком-то конкретном убийстве?
Кремер вынул из кармана сигару, сунул ее в рот и тут же вытащил обратно. Это он так пытался взять себя в руки.
– Отдаю тебе должное, – сказал он. – За эту неприкрытую ложь я еще отыграюсь. Итак, вчера на этой выставке. Ты говоришь, что ничего не знаешь. Но… – Он снова сунул сигару в рот. – Ты ошивался там целую неделю. Каждый день. А потом происходит убийство, и ты тут как тут. Ты и Ниро Вулф.
– Признаю, это выглядит зловеще, – сочувственно кивнул я. – Но как я уже говорил, Вулф посылал меня туда смотреть на орхидеи.
– На экспозиции Ракера и Дилла не было орхидей.
– Да, но там была… В общем, вы знаете, что там было. Вы видели ее. А я, в конце концов, всего лишь мужчина…
– Паясничаешь? Ладно. Вчера около двадцати минут пятого тебя, Вулфа и Хьюитта молодой Апдеграф видел в коридоре у двери, ведущей к экспозиции Ракера и Дилла. Что вы там делали?
– Ну… – Я помедлил. – Если я скажу вам, что дергал за шнурок, при посредстве которого был застрелен Гарри Гулд, вы ведь мне не поверите?
– Нет.
– Ну тогда не буду. Мы просто шли из одного места в другое.
– Вчера ты не сказал, что вы были в коридоре в это время.
– Виноват. Оплошал.
– Возможно. Что ты говорил вчера Руби Лоусон?
– Руби? – Я нахмурился. – Ах, этой девушке. Это когда я сказал Пэрли, что она китайская шпионка? Я пытался назначить ей свидание. Понимаете, когда смотришь на мисс Трейси, в душе поднимается столько чувств…
– Не сомневаюсь. И ты назначил свидание?
– Да.
– Когда?
– Никогда, его не было. Она не сдержала слово.
– Очень плохо. Что было в записке, которую отец мисс Трейси передал тебе для нее?
– Нет, инспектор, – сказал я с упреком, – записка была адресована не мне, и я ее не читал.
– Ты встречался раньше с ее отцом?
– Никогда со времен Сотворения мира.
– Разве это не странно, что он передал дочери такую важную записку с первым встречным?
– Не особенно. Он видел, как я входил в офис. Люди обычно доверяют мне с первого взгляда. Видимо, у меня такое лицо, особенно глаза.
– Ясно. Этот разговор Вулфа с Хьюиттом действительно был так важен, что его нельзя было отложить, несмотря на убийство? – Кремер пожевал сигару.
– Да, сэр, – ответил я.
– Настолько важен, что тебе необходимо было вести записи?
– Да, сэр.
– Я бы хотел взглянуть на них.
Я с сожалением покачал головой:
– Извините, это конфиденциально. Спросите у Вулфа.
– Спрошу. Так ты не покажешь мне записи?
– Конечно нет.
– Прекрасно. Так… И последнее, но важное. Почему прошлой ночью Вулф посылал в Ричдейл человека за Энн Трейси?
– Увольте. Это происходило без меня.
– Но ты был здесь, когда она приехала?
– Да.
– Ну?
Я улыбнулся ему:
– Когда я в детстве жил в Огайо и кто-нибудь говорил: «Ну!», мы отвечали: «Баранки гну». Разве не остроумно?
– Еще бы! А может, Льюис Хьюитт нанял Вулфа, чтобы через него выплатить У. Дж. Диллу сумму, украденную отцом Энн Трейси, и тем самым закрыть это дело?
Я уставился на него.
– Вот это мысль! – с восхищением сказал я. – Все сходится. Хьюитт приглашал ее обедать…
Дверь отворилась, и появился Фриц. Я кивнул ему.
– Молодой человек, – сдержанно объявил он.
– Кто? – спросил я. – Не обращай внимания на инспектора, он уже знает все на свете.
Но Фриц не успел ответить, потому что молодой человек вошел следом. Это был Фред Апдеграф. Он остановился посередине комнаты, увидел Кремера, произнес: «О!», обратил взгляд на меня и спросил:
– Где мисс Трейси?
Я неодобрительно посмотрел на него:
– Так себя не ведут. Инспектор Кремер сейчас пытает меня. Поэтому идите в гостиную и ждите своей очереди.
– Нет. – Кремер встал. – Приведи сюда мисс Трейси, и я с ней пройду в гостиную. Я хочу видеть ее, прежде чем буду разговаривать с Вулфом. А потом мы все вместе поедем к окружному прокурору.
– Черта с два! – заметил я.
– Черта с два? Посылай за ней!
Я послал Фрица. Он воспользовался лифтом, поскольку доставить надо было даму. В кабинете было слышно, как наш лифт скрипел и стонал на спуске, а потом мощно вздрогнул и остановился. Когда Энн появилась на пороге, Фред посмотрел на нее, как слепой смотрит на солнце. Надеюсь, мне удалось лучше скрывать свои чувства, тем более что Энн отнюдь не сияла. Она выдавила из себя подобие улыбки, но трудно было представить, что это лицо, с покрасневшими веками и опущенными уголками губ, еще недавно привлекало к себе больше внимания, чем миллион цветов.
