Тоже стоя на коленях, он стал вытаскивать драгоценности одну за другой из мешочка и украшать ими шею, уши, пальцы Красы и в завершение припал к её устам. Прикосновения к обнажённому телу девы, поцелуй разожгли в нём притихшую было страсть, и, обняв Красу, он попытался опрокинуть её навзничь на медвежью шкуру. Однако ей удалось выскользнуть из его объятий, так до сих пор и не понятно каким образом, и, отпрыгнув к костру, дева лукаво блеснула глазами, тихо рассмеялась.
— Любый, ты вдоволь насытился мной, и сейчас меня больше желают твои глаза, чем твоё тело. Отпочинь[110], наберись сил, а вечером я снова буду твоей, сколько ты захочешь. Возвращайся скорей...
Свенельд прискакал в Холодный овраг ещё до захода солнца и пробыл с Красой двое суток. На следующий после расставания день он опять был у неё и покинул на несколько часов лишь потому, что его обязательного присутствия требовали дела в дружине. Чем чаще он посещал деву, тем больше его тянуло к ней, и вскоре не воеводский терем в Киеве, а бревенчатая хижина в Холодном овраге стала его домом, из которого он отлучался в стольный град по княжеским и воеводским делам. Свенельд уже не мог обходиться без Красы, ставшей неотъемлемой частью его жизни. Мысль, что судьба может разлучить их, приводила его в ужас, и, однако, он предложил ей стать его второй женой.
— Я никогда не любил свою Искру. И тогда, когда она была юной девой, и затем, когда стала моей женой и матерью наших детей. Я женился на ней потому, что того требовал закон продолжения рода, да и мне, приплывшему в Киев с князем Олегом викингу, решившему навсегда осесть на Руси, надобно было породниться с русичами, а отец Искры был Аскольдовым тысяцким. Сейчас я впервые в жизни полюбил и не хочу потерять тебя. Будь моей младшей женой, и, клянусь Небом, ты никогда не пожалеешь об этом.
— Но разве я и так не твоя жена? — спросила Краса. — Разве мы не постоянно с тобой вместе? Разве станет наша любовь друг к другу больше, если мы сменим эту избушку в овраге на терем в стольном граде? — И она прильнула к груди Свенельда.
— Я не желаю дальше таить нашу любовь, я хочу, чтобы весь Киев знал, что ты — моя. Ты должна быть рядом со мной днём и ночью, я устал волноваться, оставляя тебя одну в этом глухом овраге. Наконец, я хочу, чтобы наши будущие дети жили ничем не хуже, чем мои дочери от Искры.
— Любый, я и сама всего этого хочу. Но на кого я оставлю старика волхва, который приютил и пригрел меня, сироту, на Черниговщине, взял с собой в Киев? Неужто брошу одного в диком лесу, отплатив злом за добро?
— Возьми его с собой. В нашем тереме ему найдётся и тёплый угол, и кусок хлеба, и корчага медовухи.
— Но волхву-ведуну не место в граде, его душа сроднилась с духами леса и воды, он не сможет жить без своих друзей, ручья, ветра, дождя. Он ни за что не согласится покинуть лес, а с ним останусь и я. Кроме этого, существует ещё одна причина, отчего я не могу стать твоей законной женой и жить в твоём тереме. Ты слышал, кем кличут меня в окрестных селениях, да и в самом Киеве?
— Ведьмочкой, — спокойно ответил Свенельд. — Ну и чего в этом плохого? Даже я, викинг-чужестранец, знаю, что это название берёт начало от стародавних слов «ведь» и «ведать», что означает «знание» и «знать». Вы, ведуны и ведьмы, знаете больше других людей, поскольку передаёте ваши знания из поколения в поколение, ваша дерзкая мысль не знает покоя, ваш ум проникает везде и познает тайны, недоступные разуму обычного человека. И боги благоволят к вам, позволив понимать язык лесных и полевых тварей, открыв целебные и губительные силы деревьев и трав, даровав умение летать, как птицы, и плавать, как рыбы. Вы, ведуны и ведьмы, предсказываете людям будущее, лечите их от хвороб, помогаете услышать голоса и советы предков, отводите от родной земли несчастье и укрощаете гнев богов. Как видишь, я знаю, кто ты, и меня не страшит, что Небо выделило тебя из числа простых смертных, наделив особыми знаниями и способностью творить то, чего не дано другим людям.
— Любый, ты рассуждаешь как язычник, а в Киеве не только они, но и христиане, мусульмане, иудеи. Особенно много в нём христиан, веру Иисуса приняла даже великая княгиня, не говоря о многих воеводах и боярах. А христиане относятся к ведунам и ведьмам совсем не так, как язычники. На Черниговщине нашли приют много племён язычников, которым не стало житья на Ляшской земле после прихода туда веры Христа, и я разговаривала с их ведьмами. Христианский Бог превыше всего ценит в человеке смирение, безропотное подчинение его жрецам-пастырям, слепую веру в провозглашённые им истины. Но ежели человек мыслит без чужой подсказки, имеет отличную от жреца-пастыря точку зрения, не проявляет требуемой от него покорности, его обвиняют в гордыне и нещадно травят. Но самыми опасными своими врагами христианские жрецы-пастыри считают людей, превзошедших их умом, знаниями или способностью творить то, что они именуют чудесами, и возможность коих приписывают лишь своим святым...
