— Отправляемся в Холодный овраг. Покуда я попью квасу и переоденусь, сходи к ключнику и возьми питья и еды на двух человек — италийского вина, медовухи, хмельной наливки, мясного и рыбного припаса для сытного обеда и вечери — мой вкус ты знаешь. И отбери всё сам, а ежели старый скряга вздумает проявить свою скупость, по моему возвращению он будет плакать кровавыми слезами...
Свенельд не заметил, как конь домчал его к Холодному оврагу, как он почти бегом спустился на его дно и достиг затишка между грядой валунов. Там, как и утром, горел костерок, над которым висел котелок с варевом, рядом с огнём лицом к гостю стояла Краса. На ней была нарядная бледно-голубая рубаха с вышивкой на рукавах и подоле, на шее сверкало жемчужное ожерелье, на ногах были сапожки, голову украшал венок из красных и белых цветов. На траве близ костра была расстелена скатерть, на которой лежали два полотенца.
— Я ждала тебя, славный витязь, — с улыбкой произнесла дева. — Пожалуй к столу, уха поспела как раз к твоему приходу.
Вместо ответа Свенельд протянул ей бархатный мешочек.
— Возьми. Здесь то, чего ты хотела.
— Я хотела и хочу твоей любви, славный витязь, а украшения нужны мне лишь как её доказательство. К тому же ты позабыл о нашем уговоре — они станут моими в случае, если ты сочтёшь, что моя любовь достойна их.
— Возьми, — упрямо повторил Свенельд, не опуская руки. — Если я возвратился и подношу сей дар, значит, уверен, что ты можешь дать мне то, чего я не получил доселе ни от одной женщины. Держи.
Взяв Красу за руку, он насильно вложил ей в ладонь бархатный мешочек. Даже не взглянув на него, дева бросила его на скатерть.
— Славный витязь, я не нарушаю уговоров. Оставим речь о твоём даре до мига, когда нам вновь придётся расстаться... до новой встречи или навсегда. А сейчас проходи к огню, ведь сегодня у тебя во рту не было ни маковки.
— Ты мыслишь накормить меня ухой? — рассмеялся Свенельд. — Я действительно голоден и потому позаботился о настоящей мужской пище, — кивнул он на большой куль у своих ног, оставленный пришедшим с ним дружинником, уже покинувшим их. — А начинаю я трапезу всегда с кубка доброго вина. Будь гостеприимной хозяюшкой, Краса, и наполни кубки себе и мне. Хочу выпить за нашу любовь.
— Рада услужить тебе, славный витязь.
Дева достала из куля два серебряных кубка, осторожно вынула один из кувшинов с вином. Отнесла их к столу, наполнила кубки, один взяла себе, второй с низким поклоном протянула Свенельду:
— Прими, славный витязь.
Свенельд послушно взял кубок и тут же позабыл о нём. Всё время скачки к оврагу он мечтал о миге, когда сможет овладеть девой, только что, когда та отвешивала ему поклон, видел в глубокий вырез рубахи её тело вплоть до пояса, и его охватила безудержная страсть. Отшвырнув кубок, он расставил руки и с хриплым стоном шагнул к деве. Та, поняв его намерение, отступила, попыталась его остановить:
— Не торопись, славный витязь. Я твоя и всё у нас впереди.
Однако Свенельд был не в силах ждать. Одним огромным прыжком настигнув Красу, он сильным рывком вначале сорвал поясок, затем пополам разлетелась рубаха. Подхватив на руки обнажённую деву, не обращая внимания на своё залитое вином из её кубка лицо, он упал вместе с ней на траву. Лаская левой рукой её грудь, навалился сверху. Почувствовал, как дева вздрогнула под ним всем телом, а в следующий миг крепко обхватила его руками, стала осыпать поцелуями лицо, шею, нежно прошептала в ухо:
— Теперь мы одно целое, любый. Я — это ты, ты — это я.
И словно тяжёлая, мутная, опьяняющая сильнее самого крепкого хмельного зелья волна шибанула Свенельда в голову, заставив позабыть обо всём на свете, кроме одного-единственного желания — полностью слиться с девой, без остатка раствориться в ней и никогда не выпускать из своих объятий...
Всё дальнейшее пронеслось как мимолётный счастливый сон, оставшись в памяти несколькими разрозненными обрывками... Сидя на медвежьей шкуре, он и Краса пьют из кубков вино, и он угощает её принесёнными из дому диковинными для Руси фруктами, к которым привык в Арране и которыми торгуют в Киеве заморские купцы-гости... Озарённые полуденным солнцем, спасаясь от жары, они стоят по грудь в ручье и, запрокинув головы, пьют по очереди вино прямо из кувшина... Нагие, слившись в объятьях, громко смеясь, катятся от избушки по мягкой траве-мураве к медвежьей шкуре, замирают на ней, и он начинает целовать Красу... Гремит над головою небо, полосуют ночную темень стрелы Перуна, он с девой на руках стоит под каменным навесом, и та, звонко хохоча, протягивает ноги под хлещущие с карниза дождевые струи...
