— Ах, милый, восхитительный дядюшка! — с восторгом воскликнула Елизавета, взяв его руку и изо всех сил сжимая ее своими тонкими пальцами.
— Смотри, чтобы мясо по дороге не превратилось в розы! — продолжал он. — От них мало пользы бедному ткачу. Ты поступаешь, как святая, имя которой носишь.
— Да, однако же мне не приходится бояться жестокого ландграфа. Впрочем, я все-таки не сказала бы ему неправды.
— Ишь ты, какая героиня!..
— Мне кажется, заведомая ложь требует гораздо больше мужества.
— Ты права, моя девочка, я тоже не смог бы. А вот и Сабина!
Действительно, из дверей вышла ключница и, передавая Елизавете мясо, шепнула лесничему, что господин фон Вальде, вернувшийся вчера из путешествия, уже некоторое время ждет его.
— Где? — спросил лесничий.
— Здесь, в столовой.
Они стояли как раз около окна этой комнаты, которое было открыто. Елизавета, вспыхнув, быстро обернулась. Дядя состроил прекомичную физиономию и, поглаживая свою бороду, с улыбкой проговорил:
— Вот тебе раз! Ты заварила хорошую кашу! Он все слышал!
— Очень хорошо, что ему пришлось выслушать правду! — гордо подняв голову, сказала девушка, а затем, распрощавшись с Сабиной и дядей, медленно пошла в сторону Линдгофа.
В первую минуту ей стало не по себе оттого, что фон Вальде, хотя и невольно, слышал ее суждения, но потом она решила, что так же открыто сказала бы ему правду в глаза. Но поскольку невозможно было помыслить, что он когда-нибудь станет спрашивать ее мнение (такое предположение показалось ей смешным), даже к лучшему, что он случайно узнал правду, хотя и из девичьих уст. Однако почему он так неожиданно вернулся? Елена фон Вальде предполагала, что он будет отсутствовать еще не один год и даже третьего дня не подозревала о его возвращении. Эльзе невольно вспомнилась вчерашняя встреча. Ведь незнакомец, остановивший ее, сказал, что он путешественник. Но этот добродушно улыбающийся старичок не мог быть мрачным, гордым владельцем Линдгофа. Вероятно, им был тот, который молча ждал в кустах, пока его спутник наведет справки о заинтересовавшем их свете в развалинах. Но что фон Вальде понадобилось от дяди, который, насколько Елизавета знала, никогда не имел к нему никакого отношения?
Эти и другие подобные мысли занимали Елизавету, пока она шла к домику ткача.
Муж и жена заплакали от радости при виде неожиданного приношения. Елизавета покинула их дом, сопровождаемая искренними пожеланиями всяческого благополучия, и направилась через деревню в замок на обычный урок музыки, который, несмотря на прибытие хозяина, не был отменен.
С приездом фон Вальде замок совершенно преобразился. Окна первого этажа, обыкновенно прятавшиеся за закрытыми ставнями, теперь ярко блестели на солнце.
В комнатах передвигали мебель, выколачивали пыль, все мыли и чистили. Через открытую стеклянную дверь был виден большой зал. На ступенях, ведущих в сад, положив голову на лапы, лежала большая борзая. У открытого окна садовник устанавливал на жардиньерке[34] цветы, а старый дворецкий Лоренц ходил по комнатам с видом судебного следователя.
Елизавете невольно бросилось в глаза, что все, попадавшиеся ей навстречу, имели другое выражение лица, чем обычно. Даже в глазах старого Лоренца светился какой-то радостный огонек, хотя он в эту минуту и вычитывал за что-то людей, выколачивающих пыль. Его голос звучал сегодня так громко, что девушка с изумлением подняла на дворецкого взгляд, так как Лоренц всегда входил в комнату на цыпочках и докладывал вполголоса.
Удивленная такой активной жизнедеятельностью, девушка посмотрела на крыло, занимаемое обеими дамами. Там царила полная тишина. В покоях баронессы были опущены все шторы и занавески, ни один звук не доносился из-за дверей, мимо которых проходила Елизавета. Воздух узкого коридора был пропитан пронизывающим запахом валериановых капель. Из последних дверей выглянула, наконец, чья-то голова, но в каком виде! Это была старая камеристка баронессы, вероятно желавшая посмотреть, кто осмелился нарушить торжественную тишину покоев. Чепчик у камеристки съехал набок, один из фальшивых локонов выбился из прически, лицо имело совершенно растерянное выражение, а на выдающихся скулах горели ярко-красные пятна. Она нахмурилась, отвечая на поклон Елизаветы, и быстро исчезла за дверью.