— Саймон…
— Мама, все о'кей…
— Эш…
— Эш это Эш. Он делает то, что должен делать. Конечно, было бы лучше, будь мы ближе, но… Этому не бывать, мама. По крайней мере, не в этой жизни. Но я не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне, мама. Обещаешь?
— Как это можно быть таким умным в твоем возрасте? — улыбнулась Салли. Ей нравилось иногда поддразнивать сына.
— Ну, я же постоянно кручусь рядом с тобой, а ты самая лучшая. Придет день, когда Эш и папа вслух признают это. Они и так понимают, но мужчинам трудно даются такие признания.
— Ты сказал…
— Я учился у тебя, мама. Эш — у папы.
— Спасибо, Саймон. Вы с Джерри собираетесь полетать?
— Нет. Он боится подниматься со мной. А я не спрашивал у папы и Эша, могу ли воспользоваться их аэропланом.
— Тебе не обязательно спрашивать у них разрешения: самолет принадлежит всей семье, а не им двоим. Кто бы мог подумать, что я доживу до того дня, когда у меня будет свой самолет?! Саймон, тебе всего шестнадцать. Я так горжусь тобой! — Салли встрепенулась. — Я оставлю твоему отцу записку. Вернусь, вероятно, в середине недели.
— Привет от меня всем.
— Обязательно. Ну… обними же меня.
Оглянувшись, поднимаясь по ступенькам, вдруг почувствовала, что Саймон явно что-то задумал. А может, ей просто трудно привыкнуть к тому, что дети выросли?
В комнате Салли уложила свою дорожную сумку, переоделась и написала короткую записку: «Уехала в Санрайз».
Едва автомобиль матери скрылся за поворотом, Саймон метнулся в ее комнату, скомкал листок, сунул его в карман брюк и написал другое послание: «Мы с Саймоном уехали в Санрайз. Вернемся на следующей неделе». Внизу он поставил большую букву «С», как делала обычно мать. Ни отец, ни брат не обратят на записку особого внимания и, уж конечно, не станут сличать почерк. Саймон спустился в столовую и положил листок на обеденный стол, так чтобы он сразу бросился в глаза.
В своей комнате он достал с полки чемодан, заглянул снова в комнату матери и положил под подушку записку для нее.
Через пять минут Саймон сидел уже в машине и вскоре сигналил у дома своего друга Джерри. Два коротких гудка, и Джерри выбежал из подъезда.
— Все устроено? — спросил Саймон.
— Да, но не буду притворяться, я нервничаю. Что скажут мои родители, когда я появлюсь в этой машине?
— Джерри, твоя семья думает, что ты едешь со мной в Санрайз. Искать тебя они не будут. Вождению я тебя научил, так что с этим никаких проблем не возникнет. Сейчас мы, как договорились, едем в Калифорнию, за пятьсот долларов берем у твоего кузена его свидетельство о рождении, чтобы я смог записаться на военную службу. Кузен поклялся, что будет держать рот на замке, даже если его подвергнут пыткам. А ты, мой лучший друг, станешь счастливым владельцем этого автомобиля, за то что сумел уговорить его на такую сделку. Я позаботился обо всем. Написал письмо матери, в котором объяснил ситуацию, так что машину у тебя никто не отберет. А своим родителям скажешь, что я отдал тебе ее на то время, пока меня не будет. Неплохо? Или я что-нибудь упустил, Джерри?
— Да, и очень многое. Что, если тебя убьют? Что тогда?
— Ничего. Все само собой закончится. Но я не собираюсь погибать. Обещаю. В колледж я идти не хочу, по крайней мере, сейчас. Жить в этом доме с Эшем и отцом я больше не могу ни одного дня. Притворяться перед матерью, что все прекрасно, когда все плохо, тоже не могу. Надоело до смерти! Господи, мне в рот ничего не лезет, когда мы все садимся за стол. Черт возьми, почему бы я стал так часто приглашать тебя к себе домой или ходить к тебе?
— Я думал, ты приходишь потому, что тебе у нас нравится.
— Да, поэтому тоже. Мне нравится, как готовит твоя мать. Такого тушеного мяса, как у нее, я никогда не ел.
— Обязательно расскажу маме, — рассмеялся Джерри. — Писать будешь?
— При каждом удобном случае. Но поклянись матерью, что никому не покажешь письма.
— А, перестань, кому я их, по-твоему, буду показывать?
— Клянись, Джерри!
— О'кей, клянусь. А если там узнают, что тебе только шестнадцать?
— Если ты и твой кузен не проболтаетесь, никто ничего не узнает. Если же он только пикнет, я его найду и яйца отрежу.