– Ты знаешь?..
– Ага.
– Почему тогда не сказал, что знаешь?
– А почему ты сам мне ничего не рассказал, Ари?
– Я своим поступком не горжусь, Данте.
– Почему ты это сделал?
– Не знаю. Он причинил боль тебе. А мне хотелось причинить боль ему. Такое вот тупое я принял решение. – Я посмотрел на него. – Синяки у тебя под глазами почти исчезли.
– Почти.
– А как ребра?
– Лучше. Иногда боль мешает спать, и я пью обезболивающее. Ненавижу его.
– Из тебя вышел бы плохой наркоман.
– Не факт. Травка-то мне понравилась. Правда.
– Может, твоей маме стоит расспросить тебя для своей книги.
– Знаешь, она уже устроила мне такой разнос…
– Как она узнала?
– Говорю тебе, она как Бог. Знает все.
Я попытался сдержать смех, но безуспешно.
Данте тоже рассмеялся, но ему смеяться было больно. Из-за ребер.
– Ты не похож на него, – сказал он. – Ты совсем не похож на своего брата.
– Даже не знаю, Данте. Иногда мне кажется, что я никогда себя не пойму. Я не такой, как ты. Ты точно знаешь, кто ты такой.
– Не всегда, – сказал он. – Можно мне тебя кое о чем спросить?
– Ага.
– Тебе неприятно, что я целовался с Дэниелом?
– По-моему, Дэниел – дерьмо, а не человек.
– Нет. Он милый. И симпатичный.
– Симпатичный? Что за примитивный аргумент? Он кусок дерьма, Данте. Он бросил тебя.
– Кажется, тебя это злит больше, чем меня.
– Тебе бы тоже не мешало позлиться.
– Ты бы так не поступил, да?
– Конечно, нет.
– Я рад, что ты сломал Джулиану нос.
Мы рассмеялись.
– Дэниелу плевать на тебя.
– Он просто испугался.
– И что? Нам всем бывает страшно.
– Тебе не бывает, Ари. Ты ничего не боишься.
– Это неправда. Но я бы не позволил им с тобой такого сделать.
– Может, тебе просто нравится драться, Ари.
– Может быть.
Данте смотрел на меня. Просто смотрел и все.
– Чего пялишься? – спросил я.
– Можно я открою тебе один секрет, Ари?
– А я могу отказаться?
– Тебе не нравятся мои секреты.
– Иногда они меня пугают.
Данте рассмеялся.
– На самом деле целовался я не с Дэниелом. У себя в голове я представлял, что целуюсь с тобой.
Я пожал плечами.
– Видимо, тебе придется обзавестись новой головой, Данте.
Он вдруг слегка погрустнел.
– Да, – сказал он. – Наверное.
Я проснулся ни свет ни заря. Солнце еще не взошло. Шла вторая неделя августа. Лето подходило к концу. По крайней мере, лето без школы.
Двенадцатый класс. А после него – жизнь. Может, так оно и было. Может, старшие классы – это пролог к настоящему роману. До сих пор твою жизнь за тебя писали другие, но окончив школу, ты наконец получаешь возможность писать ее сам. На выпускном ты забираешь ручки у родителей и учителей – и получаешь свою собственную. Теперь ты главный. Да. Разве не круто?
Я сел на кровати и провел пальцами по шрамам на ногах. Шрамы. Знак того, что я был ранен. Знак того, что был исцелен.
Был ли я ранен?
Был ли исцелен?
Иногда мы все живем на грани между болью и исцелением. Как мой отец. Думаю, там он и живет – на границе. В экотоне. Мама, наверное, тоже. Она заперла в себе воспоминания о брате и теперь пытается их выпустить.
Я продолжал водить пальцем по шрамам.
Ножка лежала рядом и смотрела на меня.
Что ты видишь, Ножка? Что ты видишь? Где ты жила до нашей встречи? Тебе тоже кто-то сделал больно?
Еще одно лето подходило к концу.
Что со мной будет после школы? Институт? Снова учеба. Может быть, я перееду в другой город, в другое место. Может быть, на новом месте и лето будет совсем другим.
