— Нет, нет я это так не оставлю! Зови ее сюда.
Аня заткнула уши.
Как у нее стали плохи нервы теперь. Там, в другой комнате, мама волнуется, кричит, а Лиза рыдает.
Ну, слава Богу, кончили. Лиза выходит красная, заплаканная и, проходя мимо Ани, произносит злым, шипящим шепотом:
— Шпионка!
Аня с тоской смотрит вслед толстенькой фигурке с двумя косичками за спиной и вздыхает.
Мать возвращается. Она так взволнованна, что руки ее трясутся:
— Это ужасно! Откуда она научилась так лгать? Она все отрицает!.. Да ты уверена в том, что ты мне сказала?
— Я очень раскаиваюсь, мама, что так расстроила тебя.
— Отвечай мне на вопрос… ты сама видела письма?
— Да, мама, мне Оля показывала. Оля — поверенная Лизы.
— Оля! Прекрасно! Взрослая девушка, курсистка — и поощряет такую ужасную вещь!
— Полно, мама. Оля хохотала, показывая мне письма…
— Странное отношение! Вместо того, чтобы сказать мне, — смеяться!
— Мамочка, Оля поступила лучше меня — она не хотела тебя расстраивать…
— Оля дома?
— Да не раздувай ты так эту историю. Такая глупость, стоит об этом говорить… Надо было только лишить Лизу возможности видеться со своим вздыхателем.
— Как фамилия этого гимназиста? Надо написать письмо его родителям.
— Брось, мама. Успокойся ты, ради Бога, — с отчаянием говорит Аня, смотря на нервно подергивающееся лицо матери. — И зачем я только сказала тебе!
— Зачем сказала? Ты раскаиваешься в своей откровенности! Вот это самое ужасное — эта ваша неоткровенность! Всегда все скрываете!
— Мы бы были откровенней, мама, если бы ты относилась ко всему спокойнее, но зная, как ты все это принимаешь…
— А как я должна это принимать?! Позови Олю. Как ей не стыдно было скрывать! Сама на педагогических курсах, готовится в воспитательницы… Позови Олю!
Аня идет и зовет Олю.
Теперь подымется история! Что будет говорить Оля, кокетливая Оля, которая чуть не с двенадцати лет вела подобные переписки и теперь флиртует направо и налево!
И, несмотря на это, Аня нисколько не боится за Олю, тогда как постоянно дрожит за нервную, впечатлительную Лиду.
Когда Оля влетает ночью к Ане, будит ее и объявляет, что она «безумно влюблена» или «отчаянно, безнадежно полюбила», Аня, спокойно улыбаясь, выслушивает признание сестры и спокойно засыпает, прекрасно зная, что эта «безумная любовь» продолжится всего несколько дней и заменится новой «безнадежной страстью» или «на этот раз уже настоящей, крепкой любовью».
Сколько раз Оля, с видом нашкодившей кошки, умоляла Аню: «Сестричка, милая, ты уж как-нибудь устрой. Я приняла его предложение, а… а теперь не знаю, что мне делать… он мне совсем не нравится. Ты уж как-нибудь выкрути меня… избавь от него».
Не то было с Лидой.
Лида была такой серьезной и сдержанной, никогда Ане не изливалась, но Аня прекрасно знала, что если Лида «не дай Бог, влюбится», — быть драме. Один раз она съела все зеленые краски из акварельного ящика Пети.
Правда, она отделалась рвотой, но из записки, написанной ею на имя Оли, оказалось, что причиной этой рвоты была неразделенная любовь к одному студенту.
В другой раз Лида серьезно заболела, узнав, что ее «предмет» женится на другой.
Недаром Аня со страхом и трепетом следила за «поклонниками» Лиды.
За обедом было скучно и тяжело.
Между матерью и отцом были натянутые отношения, хотя они старались не показать этого.
Оля и Лиза дулись на Аню за то, что она их «выдала». Лида была мрачна и ничего не ела.
Все молчали и, когда встали из-за стола, разошлись по своим комнатам.
Аня села за пианино в темной гостиной.
Она играла плохо — больше по слуху.
Ей было тяжело сегодня, как-то тяжелей обыкновенного.
Тяжело быть одной. У них такая большая семья, а все они как-то сами по себе.
Все одиноки и все ищут чего-нибудь вне дома. Отец… Аня теперь всегда вздрагивала при мысли об отце. Они оба избегали друг друга.
А прежде он был единственный человек, с которым она могла говорить откровенно, хотя почти никогда они не сходились во мнениях.
Мать… вот она упрекает детей, что они лгут ей и скрытничают.
Она, Аня, никогда до последнего времени не лгала матери, но зато никогда и не шла к ней со своими вопросами и сомнениями. Она пробовала много раз, но с матерью нельзя говорить.
