— Постой, англичанин, — прошептал он, — не ходи туда.
К ним медленно приближался мужчина, несмотря на жару одетый в длинный плащ, с тростью в руках. Его лицо скрывала маска с клювом, похожим на вороний. Керью всегда считал этих птиц предвестницами несчастий.
Он собирался повернуть на площадь, но Просперо держал крепко.
— Да что с тобой? — прошептал старик. — Жить надоело? Ты разве не знаешь, что этот врач лечит больных чумой? — Он указал на зловещую фигуру в маске. Зараза все-таки добралась до города, не зря люди шептались! — Голос Мендозы дрогнул от ужаса. — Идти в ту сторону — чистое безумие!
— Но мне надо забрать вещи.
— Забудь. Не ходи туда.
— Корабль скоро отплывает. Зайду всего на пару минут.
— Тогда скорее! Покажу другую дорогу, безопаснее, — вздохнул еврей.
Не говоря ни слова, они быстро зашагали в другом направлении, и теперь Керью удивлялся проворности Просперо.
На узких улочках не было ни души, многие дома казались заброшенными, в нищих лачугах захлопнули деревянные ставни, будто это могло спасти от испарений. Страх, как пот, покрывал кожу липким слоем.
Неподалеку раздался скорбный звон колокола, призывавший к заупокойной мессе. Мужчины еще раз свернули и вышли на кампо побольше. В центре стояла церковь (скромный, лишенный украшений фасад), но площадь выглядела заброшенной. На мостовой между булыжниками пробивалась трава.
У входа в храм столпилась странная компания: три женщины, из них одна очень бледная, и две девочки. Чуть поодаль огромный мужчина держал в руках очень маленький квадратный ящик. Детский гроб.
Просперо остановился как вкопанный.
— Дальше не пойду, англичанин. Уверен, что туда стоит соваться?
— Не беспокойся. Я должен вернуться в дом Констанцы, это не займет много времени.
— Тогда иди вдоль того канала до Ospedale degl’ Incurabili…[31]
Торговец драгоценностями вдруг понял, что все внимание Джона обращено на маленькую похоронную процессию.
— Ты меня вообще слушаешь?
— Да, слышал. Посмотри! Быть того не может! Амброз! Вон там, рядом с церковью!
Двое мужчин с другой стороны кампо пристально наблюдали за входом в храм. Второй нес огромный кожаный заплечный мешок.
— Я стар, как я могу разглядеть?
— Клянусь кровью Спасителя, этот человек вездесущ! — Керью был поражен. — Я встретил его у Констанцы всего несколько минут назад!
— Что ж, прощай, думаю, больше не увидимся.
Просперо пошел было прочь, но вдруг остановился, будто вспомнил нечто важное.
— Послушай, англичанин…
— Что? — Керью уже успел дойти до середины площади.
— Та монахиня. Вспомнил! Она из конвента на острове, ну, знаешь, где…
Мендоза не был уверен, что Джон услышал его. Еврей смотрел, как тот со всех ног бежит по щербленной булыжной мостовой. Торговец нутром чуял, что юношу ждут большие неприятности.
— Ох уж эти англичане, — пробормотал он, неодобрительно качая головой, — все время дерутся, все время кровь!
Кровь! Старик не ошибся. Как только Керью увидел хитро улыбающегося, самоуверенного коллекционера, он подумал: «Кровь! И лучше — кровь мистера Амброза».
Джон вдруг четко вспомнил, как выглянул с балкона палаццо Констанцы. В гондоле, спиной к нему, сидел крупный мужчина в желтом тюрбане, а рядом — неизвестная женщина. Он слышал ее голос и теперь больше чем уверен, что это была та самая монашка, Евфемия, из конвента на острове. Охваченный странной смесью радости и отчаяния, повар подумал, что ее наверняка послала Аннетта. А Амброз даже не упомянул о встрече с ней и, скорее всего, специально направил посланницу по ложному следу.
За что Джонс так ненавидит его? И какие дела привели охотника за редкостями в бедный квартал, где свирепствует чума? Такие мелочи сейчас мало волновали Керью. На бегу он мог только предвкушать, как сомкнет пальцы на шее Амброза и оторвет жирной сволочи голову, расквасит наглую рожу о мостовую, навсегда стерев с нее хитрую улыбочку.
Но мстителя ждало разочарование — кое-кто добрался туда раньше его. Уже возле церкви Джон увидел, что вокруг коллекционера и его спутника начали собираться люди. Удивительно, но толпа почему-то невзлюбила несчастных женщин, оплакивающих младенца. Кампо стремительно заполнялась зеваками. Напряжение в воздухе неумолимо росло.
