Ещё увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить. И увидел я души тех, кто был обезглавлен за истину об Иисусе и слово Божие. Эти не поклонялись зверю и образу его и не приняли на чело и на руку свою клейма зверя. Возродились же они и царствовали с Христом тысячу лет. Прочие мертвые не возродились к жизни, пока не окончится та тысяча лет. Это — первое воскресение. Вторая смерть не властна над ними. Они будут священниками Бога и Христа, будут править с Ним тысячу лет.
По завершении той тысячи лет, сатана выйдет из темницы и начнет обольщать народы, рассеянные на четырех углах земли Гога и Магога. Соберет их на брань. И числом их будет, что песка морского.
Пройдя всю землю, они окружили стан святых и возлюбленный Богом город. Но ниспал огонь с неба и пожрал их.
Сатана же, прельстивший этих людей, был брошен в озеро огненное и серой кипящее, туда, где уже находились зверь и лжепророк. Где мучаются все они и день, и ночь — веки вечные.
И вновь я увидел большой белый престол и Сидящего на нем. В присутствии Его земля и небо исчезли бесследно. А мертвые — малые и великие — встали перед престолом. Там лежало несколько раскрытых книг. И еще одна — книга жизни.
И судимы были мертвые по написанному в книгах тех по делам их.
Море отдавало мертвых, что были в нем. Смерть и Аиды отдавали мертвых, которые были в них. И судим был каждый по делам своим. После чего смерть и ад низвергнуты были в огненное озеро — это вторая смерть.
Кто же не был записан в Книге жизни, тот был брошен в то озеро огненное.
Не отбивайся, сам бей! Пиза.
Посреди города — знойного, полудневого — огромный косматый старик. У него безумно голубой взгляд. У него огромные небесные глаза. Он опирается жилистыми руками на палку. И смотрит прямо тебе в глаза. Так заглядывали в объектив камеры ребятишки на заре кинематографа.
— Видели бы вы мою Ва. Она такая, такая… Словом, когда идёт, то, кажется, вот–вот переломится в поясе. У неё талия. У неё рост. А походка! Волосы цвета огня, глаза, как лес.
Семивёрстов мог говорить и говорил без устали.
Чужие обходили заросшего стариковскими сединами Чемпиона стороной. А те, кто знали его, делали вид, что внимают ему.
— Скоро каникулы, приедет. Сами увидите, что это за чудо, моё чадо.
Поэзия — это чреда ошибок и заблуждений.
Проза — только невольная ложь. Автор.
— Призываю вас всех к подвигу любви! — кричал сумасшедший на площади.
Душа стала страданьями уязвлена (авторство неизвестно).
Август кончиться не успел. Тойфель Кар.
Среди ночи усталый голос бубнит что–то маловразумительное. Большое женское тело вокзала ни днём, ни ночью не знает отдыха. Это оно время от времени жалуется невнятным голосом. А мы иногда думаем, что это объявляют нам время прихода и ухода поездов.
Пур — Шпагатов повсюду видел фаллические символы. Особенно его занимали всякие шпили: башни, вышки. Видимо, отсюда преобладание змеев и всяческих пресмыкающихся гадов в его детских сказочках.
Кто–то из критиков обозвал Шпагатова бабой (ударение на последнем слоге). Наш Пур так обиделся, так оскорбился, что даже в суд пошёл подавать. Но потом передумал. Видимо, победило рациональное в нём.
Главное для меня — это избежать эсхатологичности. Автор.
А Винодел между тем продолжал свои телефонные беседы:
— Лично я свое будущее знаю. Мы с хозяином договорились. Он согласился с тем, что и потом я останусь при нём. Как? Очень просто. Я стану воротником. То есть буду, как и теперь, обнимать его, то есть сидеть у него на шее. Ха–ха–ха! Остроумно? Ты находишь? Мне приятно, что ты оценила.
Не морализируй хотя бы в литературе. Винодел.
А я всё время спрашиваю себя, зачем ты стрелял?
Я спрашиваю себя: зачем ты убил?
Вовс — Параскева:
— Смотри же! Ты только погляди на неё!
— Ну что в ней такого особенного?
— Напоминаю, поскольку, вижу, ты забыл. У наших баб всё особенное. Я шалею от ножек, слегка изогнутых над лодыжками. А если ещё и на самом верху есть этакий просвет в форме сердечка, то женщина — высший класс. А грудь! Она у наших не торчком, как то бывает у лучших белых баб. У нашей грудь в форме груши с финиковыми сосцами. А шея! У неё шея широкая, словно у античной богини. А кожа! Она у неё слегка шершавая, как обработанный гранит. А лицо яйцом. А форма глаз! А ушки с приросшими мочками! А губы! Всегда полуоткрытые.
