Из разговоров в толпе:
— Воевать с ними невозможно.
— Такие они непобедимые?
— Дело в другом. Они вооружили десяти–, пятнадцатилетних. Рука не поднимается на детей. А эти чада, что называется, зверствуют: расстреливают всех, кого ни попадя.
Куцапам хочется, чтобы все аборигены стали послушными овцами. Муст.
Овца не ест овса. Пиза.
Дебилы бывают либо добрые, благонравные, либо маньяки.
Из характеристики:
У Колировки трогательно лучистые глаза. Такие бывают у детей и тронутых дам.
Автор — Пиза:
— Мы с тобой не сходимся, Пиза. Ты хочешь украсить жизнь удовольствиями, а я знаю, что жизнь нам дана совсем для другого.
— Конечно, ты знаешь больше моего. А почему?
— Почему же?
— Потому что всё в твоих руках. Ты ведь автор: как хочешь, так и морочишь. Захотел — сделал Пизу афористом. Захотел — дураком.
Это был необычайный ливень. В свете молний струи отливали радугой. Капли горчили слегка, были горячи, как слёзы предков мира. Это был последний дождь.
Муст:
— Они, брат, здесь давно все мутантами стали. А чтобы мы не отличались от них, они и нам радиацию скармливают.
Автор — Пиза:
— Что тут удивительного! Эти люди живут на радиоактивном могильнике. Убийственные излучения разрушают не только плоть, но и душу.
— Тебя никогда не смущала твоя безапелляционность.
Он эту фразу услышал как вопрос.
— Просто я никогда не сомневаюсь в знании, которое открывается мне.
— Дорогой, ты ничего не замечаешь такого?
— Что ты имеешь в виду?
— Около нас все время постоянно кто–то находится. Я даже слышу порой дыхание. Невидимка какой–то. Я всё время чувствую на себе чей–то взгляд.
— Успокойся, это автор.
— Кто?
— Наш друг, автор. О нём говорят, что это последний настоящий автор. Так что нам повезло.
— А что ж он такого написал?
— Да так, всякую ерунду.
— А за что ж его ты хвалишь?
— Он пишет наш роман.
— Наш с тобой?
— Вот именно.
Молитва автора:
Господи! Дай мне света, дай энергии, дабы я мог трудиться во имя Твоё и на благо своих близких!
Как всегда попросил. И вскоре ощутил, как пошёл к нему этот горний дар. Зажмурившись, внутренним взором увидел, как в абсолютной темноте злато–белые, серебристо–голубые и, кажется, ещё иных цветов струи упали и соединили тело и душу с тем, что есть за пределами воображения. То, что было за пределами неба, казалось древом. Проросшие корни этого древа были теми тончайшими протуберанцами света, достигшими земли и молящегося.
Попросил — и дано было. Корни непостижимого питали, давали. Но не брали. Как подобает корням земным. Эти корни–сосуды связывали, но не связывали по рукам и ногам, не опустошали.
Таково парадоксальное явление Всевышней силы говорило ещё о чём–то. Но вот о чём — непостижимо.
«Красавица южная — никому не нужная» — под таким названием пишет киносценарий Пур — Шпагатов.
Муст:
— Я хочу, чтобы исполнилась мечта моего деда. Это и моя мечта.
— А я не такой наивный, чтобы мечтать о невозможном.
— Просто ты слюнтяй, Вовс!
Замечание на полях романа:
У каждого своя причина. Например, Пиза не любит аборигенов за то, что они потребовали закрытия его предприятия.
Под пивным ларьком:
— А я его не праздную…
— Что не празднуешь?
— Да государство это…
— Как так? Это же наша родина!
— Родина — это страна. А государство — это власть. У нас она смешная.
— И что в ней смешного?
— Например, праздники. Что мы празднуем? День военно–морского флота, которого у нас нет. День военно–воздушных сил, которых у нас нет. День Конституции, которая никого не защищает…
Психома
«Ножичек» — игра моего детства. Чертился на земле круг. Разделялся на четыре или две, или три части — по числу игроков. Больше четырёх участников, как правило, не допускалось. Они по очереди подбрасывали свои ножички — была целая система приёмов: и с плеча, и даже с подбородка… Нож тыкался в землю, и через эту точку проводилась черта — отрезался кусок у соседа.
Ума палата. Палата для ума — это сердце. Автор.
Хорошо то, что хорошо кончается. Хорошо то, что кончается. Пиза.
Хорошо то, что уже кончилось. И чем больше времени проходит после конца или окончания, или кончины, тем всё лучше оно становится. Автор.
У слова должны быть и смысл, и сила, и власть. Автор.
