Все, что лежало в верхней части красно-зеленой коробки, относилось ко времени, когда Джорджи съехала из материнского дома. Это было незадолго до их свадьбы с Нилом. «Эта свадьба все-таки состоялась», – мысленно напомнила себе Джорджи.
Она нашла чек комиссионного магазина, где покупала свадебное платье. Триста долларов. Новое обошлось бы ей куда дороже.
– Я надеюсь, что невеста, надевавшая это платье до меня, счастлива, – сказала тогда Джорджи Нилу. – Не хочу, чтобы аура чужого несчастливого брака перешла на нас.
– Можешь не волноваться, – успокоил ее Нил. – Мы счастливы, и наше счастье нейтрализует все ауры.
Он тогда был по-настоящему счастлив. Все время их помолвки. Джорджи никогда не видела его более счастливым, чем в те месяцы.
Едва только Джорджи сказала «да» и кольцо оказалось на ее мизинце (для ее безымянного пальца оно было маловато), Нил радостно подпрыгнул и обнял ее. Он улыбался во весь рот. Во всю глубину своих чудесных ямочек на щеках.
Он обнимал ее за талию и затылок, без конца целовал, повторяя:
– Выйди за меня. Джорджи, выйди за меня.
Она снова и снова говорила «да».
Воспоминания о том дне потускнели. Как это могло случиться? Почему осталась лишь общая картина, а множество мелких подробностей забылось? Она думала, что такое событие должно накрепко врезаться в память. А ее мозг думал по-другому. Они с Нилом были пятнадцать лет женаты, и уже не столь важно, какие обстоятельства предшествовали их браку.
Джорджи помнила, как счастлив был тогда Нил. Помнила его слова.
Отныне и навсегда. Отныне и навсегда.
Неужели Нил это говорил? Неужели она тогда слушала его вполуха, не понимая слов, произносимых на ее помолвке?
Джорджи обеими руками полезла в Хранилище…
Ее диплом об окончании колледжа.
Какой-то дурацкий гороскоп, вырванный из журнала «Спай».
Последний выпуск комикса «Остановить Солнце». Еж, нарисованный Нилом, улетал к небесам.
Вот они – снимки, сделанные материнским поляроидом.
Лиз до последнего держалась за свой поляроид. Ей вечно не хватало терпения, чтобы возиться с обычной пленочной камерой. А тут – подождал несколько минут, и сразу получаешь готовый снимок.
Джорджи нашла три снимка, сделанные в тот знаменательный день. Все три ее мать сделала в гостиной, на фоне рождественской елки. На Джорджи была мешковатая футболка с крупной надписью «Теперь вперед!», оставшаяся от занятий в школьной группе повышения самооценки. Даже по снимку чувствовалось, что Джорджи всю неделю проревела. (Так оно и было.) Нил тоже не блистал нарядом: мятая фланелевая рубашка, в которой он провел сутки за рулем. И все равно они оба были такими молодыми и симпатичными. Достаточно худенькая Джорджи. Круглолицый Нил.
Из всех снимков только один был четким: Джорджи стоит, выпучив глаза, и протягивает к объективу руку с кольцом на мизинце. Рядом – улыбающийся Нил. Возможно, в тот день он единственный раз улыбался во весь рот, отчего его уши еще сильнее торчали в разные стороны, напоминая криво изображенные скобки.
Помнится, после снимков мать усиленно потчевала Нила лепешками, а он говорил, что две последние ночи не сомкнул глаз. «Я лишь немного вздремнул в Неваде. Прямо на обочине». Тогда Джорджи потащила его наверх, уложила на свою кровать, стащила с него ботинки и сняла джинсы. Ей хотелось потереться бедрами о него. Они оба накрылись одеялом.
– Выйди за меня, – и в постели повторял Нил.
– Выйду, – отвечала она.
– Возможно, я бы и смог прожить без тебя. Но это была бы жизнь, недостойная называться жизнью.
Наверное, эту фразу он придумал за двадцать семь часов пути.
Джорджи выложила снимки на пол. Три момента пятнадцатилетней давности. Три момента, когда ее Нил был счастлив и полон надежд. Ее настоящий Нил.
– Джорджи! Ну сколько можно тебя ждать?
Джорджи смотрела на снимки и ждала, когда они почернеют от яркого утреннего света.
