Проснувшись, Джорджи не поверила, что она спала. Как она могла заснуть? С такими способностями она могла бы дрыхнуть и под бомбежками. Часы показывали девять утра. На ковре у кровати стоял желтый телефон со снятой трубкой.
Что она наделала?
Руками вперед Джорджи сползла с кровати и сразу же схватилась за телефон. Ей пришлось несколько раз постучать по рычагу, прежде чем появился гудок. Как только он появился, она торопливо завертела диск, набирая номер Нила. Так торопливо, что совала палец в прорезь следующей цифры, не дав диску вернуться на место…
Занято.
Что она наделала?
По телефону сейчас вполне могла разговаривать мать Нила. Или его отец.
Боже мой, его отец!
Джорджи вспомнила, что в экстренных случаях можно прервать идущий разговор и освободить линию. Нужно позвонить дежурному оператору, и та разъединит. Джорджи вспомнила, как однажды ее принудительно разъединили. Она тогда училась в старшем классе и два часа подряд висела на телефоне, болтая с Лади. Кому-то из подруг матери срочно понадобилось с ней связаться. Такой услуги, как режим ожидания, тогда еще не было. Когда в их болтовню вклинился голос оператора, Джорджи показалось, что это глас Божий. Потом у нее еще долго сохранялось ощущение, что операторы подслушивают ее разговоры.
Она повесила трубку. Снова набрала номер. Занято.
Стоило ей повесить трубку, как телефон зазвонил.
Джорджи вздрогнула и с опаской поднесла трубку к уху.
– Алло!
– Это всего-навсего я, – послышался в трубке голос Хизер. – Звоню тебе снизу.
– У меня все нормально, – сказала Джорджи.
– Чувствую. Нормальные люди всегда рассказывают, какие они нормальные и как у них все прекрасно.
– Тебе чего-нибудь нужно? – не слишком вежливо спросила Джорджи.
– Я скоро уезжаю. Мама хочет, чтобы ты спустилась позавтракать и заодно попрощаться со мной. Она сейчас делает французские тосты.
– Я не хочу есть.
– Мама говорит, что людям, когда они в депресняке, нужно напоминать о необходимости есть и мыться. Напоминаю: тебе не мешает сходить в душ.
– Схожу, – пообещала Джорджи.
– Тогда пока. Я люблю тебя.
– Я тебя тоже. Пока.
– Но ты ведь спустишься, чтобы проститься со своей единственной и неповторимой сестрой?
– Да. Обязательно.
– Люблю тебя. Пока.
Джорджи повесила трубку и еще раз набрала номер Нила. Занято.
Она взглянула на часы. Пять минут десятого. Когда же Нил должен был покинуть Омаху, чтобы к завтрашнему утру быть в Калифорнии? В какое время он тогда появился?
Этого Джорджи вспомнить не могла. Неделя их разрыва слилась для нее в какой-то слезливый комок. Слезливый комок пятнадцатилетней давности, на который она смотрела из зеркала заднего вида. Только зеркало показывало не идущие сзади машины, а ее жизнь.
Джорджи снова подняла трубку.
Один, четыре… два…
Четыре, пять три…
Четыре, три, три, один…
Занято.
– Прими душ! – послышался из коридора голос матери. – Я делаю французские тосты!
– Иду! – крикнула в ответ Джорджи.
Она подползла к шкафу и принялась выгребать содержимое.
Роликовые коньки. Упаковочная бумага. Стопки старых номеров «Спуна».
У стенки стояла красно-зеленая коробка, предназначенная для рождественских украшений. На всех ее сторонах Джорджи когда-то написала большими черными буквами: «Хранилище».
Вытащив коробку на пол, Джорджи подняла крышку. Коробка была плотно набита разными бумагами. После свадьбы Джорджи завела себе под Хранилище другую коробку (та пылилась где-то на чердаке их дома). Затем у нее появился компьютер и доступ в Интернет. Вырезки сменились закладками и снимками с экрана, которые она распихивала по виртуальным папкам жесткого диска и потом забывала, где что лежит. Что-то безвозвратно терялось, поскольку компьютер под ее руками имел обыкновение гробить жесткие диски. Джорджи перестала распечатывать фотографии. Если ей хотелось взглянуть на старые рождественские снимки, их приходилось искать на картах памяти. Видеопленки запечатлели первые месяцы жизни Элис, но посмотреть их было не на чем. Эпоха пленочных видеомагнитофонов ушла безвозвратно.
