Был воскресный день. Соседние комнаты пустовали. Сокурсники Нила подрабатывали кто где. Джорджи вышла из душа, облаченная в футболку и боксеры, которые тоже были ей тесны. Нил сделал вид, что не заметил.
Потом он со смехом повалил ее на кровать.
Редкий случай, когда Нил смеялся. Очень редкий.
Джорджи любила поддразнивать его по поводу ямочек на щеках, пропадающих впустую.
– Твое лицо так и просится в рассказ О’Генри, – говорила она. – А назывался бы рассказ так: «Самые потрясающие ямочки на щеках и парень, который никогда не смеется».
– Я смеюсь.
– Когда? Когда остаешься один?
– Да. Каждую ночь я жду, когда все заснут, и тогда сажусь на кровати и хохочу как сумасшедший.
– Ты никогда не смеешься над моими шутками.
– А ты хочешь, чтобы я смеялся над твоими шутками?
– Да. Я же все-таки сочинительница комедийных сценариев. Я хочу, чтобы все смеялись над моими шутками.
– У меня туговато с чувством юмора, – признался Нил.
– Уж лучше скажи, что не считаешь меня остроумной.
– Джорджи, ты очень остроумна. Спроси кого хочешь.
Она ущипнула его за бок:
– Наверное, не настолько остроумна, если тебя мне не рассмешить.
– Знаешь, я никогда не смеюсь над остроумными вещами. Просто мысленно отмечаю: «Надо же, какая забавная шутка».
– Тогда и про мою жизнь О’Генри мог бы написать рассказ: «Самая остроумная девушка в мире и парень, который никогда не смеется».
– «Самая остроумная девушка в мире»? Мне смешно уже от одного названия.
Стоило Нилу слегка улыбнуться, как на щеках сразу появлялись его чудесные ямочки. А его синие глаза сверкали.
Этот разговор повторялся у них год за годом, становясь все менее живым и игривым.
– Я же знаю, что ты не смотришь наше шоу, – упрекала она Нила.
– И ты бы его не смотрела, если бы оно не было твоим, – привычно отвечал Нил, складывая выстиранное белье или нарезая авокадо.
– Но это мое шоу. А ты мой муж.
– Когда в последний раз я его смотрел, ты обвинила меня в предвзятости и самодовольстве.
– Скажешь, не так? Ты смотрел мое шоу с такой физиономией, будто оно ниже твоего достоинства.
– Сущая правда. Оно ниже моего достоинства. И твоего тоже.
Не важно, что он был прав…
Совсем не важно.
Когда она впервые позаимствовала его футболку, Нил смеялся, а потом опрокинул ее на кровать…
Нил смеялся не тогда, когда читал или слышал что-то остроумное. Он смеялся, когда был счастлив.
Дом опустел. Мать оставила телевизор включенным, чтобы мопсы наслаждались рождественскими песенками.
Джорджи сидела на кухне и смотрела на коричневый «Тримлайн». Этот аппарат был поновее, уже с кнопками вместо диска.
Нил больше не позвонит ей из прошлого. Да она и не хотела этого.
И еще она не хотела, чтобы все это закончилось.
Джорджи пока не была готова потерять Нила. Даже для себя в прошлом. Она не была готова его отпустить.
Кто-то подарил Джорджи волшебный телефон, и ей было достаточно часами говорить по нему с ее старым другом. Если бы ей подарили машину времени, она бы, скорее всего, перенеслась в прошлое и оказалась рядом с ним. Она бы не стала совершать подвигов вроде убийства Гитлера. Пусть этим занимаются другие.
Возможно, Нил, с которым она говорила всю неделю, сейчас ехал в Калифорнию. Или не ехал. Или он был плодом ее воображения. Но тот Нил по-прежнему казался ей в пределах досягаемости. Джорджи по-прежнему верила, что с ним она сможет все исправить.
А ее Нил…
Ее Нил не отвечал на звонки и больше не делал попыток позвонить ей сам.
Ее Нил словно забыл о ее существовании.
Возможно, все это означало, что он не был ее Нилом.
Джорджи подошла к висевшему на стене аппарату, провела рукой по изгибу трубки и лишь потом сняла ее. Кнопки осветились. Джорджи тщательно набрала номер мобильника Нила…
Ее тут же переключили на голосовую почту.
Джорджи была готова оставить голосовое сообщение, хотя и не знала, о чем говорить. Однако привычного «бипа» она не услышала. «К сожалению…» – раздался чужой голос. «Этот ящик… переполнен», – произнес другой. В трубке щелкнуло, и Джорджи снова услышала привычный гудок.
Она привалилась к стене, сжимая в руке гудящую трубку.
Так ли уж важно, ехал ли к ней Нил в далеком девяносто восьмом, если он не вернулся к ней в настоящем? Зачем ей было связывать с ним жизнь в прошлом, чтобы потерять его в будущем?
