Джорджи тоже забралась в кровать и тихонечко погасила свет.
– Расскажи мне про снег.
– Не могу. В твоем сознании нет никаких зацепок.
– Почему? Я же видела снег по телевизору.
– Там чаще показывают искусственный.
– Тогда расскажи, на что похож настоящий. На холодную пудру?
– Меньше всего снег похож на пудру. Он липкий. И когда ты по нему идешь, он не разлетается в разные стороны, как пыль. У тебя самой какие ассоциации?
– Не знаю. Я как-то не задумывалась. Снег, он и есть снег.
– А ты подумай.
– Сейчас… он похож на кристаллы. Во всяком случае, снежинки. Но я знаю, что они мягкие. А на ощупь… мне они кажутся почти керамическими. Ты, наверное, смеешься? Но если настоящая керамика бьется, снег в руках просто сминается.
– М-да…
– Я права?
– Увы, нет.
– Тогда расскажи о своих ощущениях.
– Снег – это разновидность льда.
– Об этом я знаю.
– Отчасти ты права. Снег мягкий. Скажи, ты когда-нибудь ела мороженое из ледяных стружек? У тебя в детстве была машинка «Снупи сно-коун»?[39]
– Нет, конечно. Мама всегда покупала мне игрушки по своему, а не по моему выбору.
– Но мороженое из ледяных стружек тебе знакомо?
– Да.
– Тогда ты знаешь: эти стружки одновременно мягкие и твердые. А если прижать их языком к нёбу, они дробятся и тают.
– Да.
– Снег – что-то вроде этого. Холодный, как лед, но мягкий. И легкий. В нем очень много воздуха. Вообще-то, снег бывает разным: и рыхлым, и слежавшимся. А сегодня он валит хлопьями. Это похоже на сахарную вату и на мокрые перышки. – (Джорджи засмеялась.) – Жаль, что тебя здесь нет, – сказал Нил. – Ты бы увидела снег, и тогда никаких бы объяснений не понадобилось. А спала бы ты в цокольном этаже на раскладушке.
Джорджи знала об этой раскладушке.
– Но я не люблю цокольные этажи.
– Наш бы тебе понравился. Он высокий, с окнами. И там есть настольный футбол.
– Настольный футбол – это здорово, – сказала Джорджи, забираясь под одеяло.
– В нашем помещении в цокольном этаже полно настольных игр.
– Я люблю настольные игры.
– Знаю… Ты уже в постели?
– Как тебе сказать?.. Да.
– Я так и думал. По твоему голосу понял. Ты когда ложишься, снимаешь не только одежду. Ты снимаешь что-то еще, что носишь в течение дня.
– Интересно что?
– Мне легче это ощутить, чем сказать… Днем у тебя задействовано все внимание. Тебе надо на многом сосредоточиваться. Ум постоянно включен.
– А когда ложусь, отключаю ум и превращаюсь в дурочку?
– Я так не говорил. Когда ты ложишься, ты можешь позволить себе быть такой, какая ты есть. Понимаешь?
– Мне нравится говорить с тобой по телефону, – призналась Джорджи. – И всегда нравилось.
– Всегда?
– Угу.
– Если бы ты была здесь, тебя положили бы спать в цокольном этаже. Я бы увидел, что пошел снег, и подумал бы, что ты обязательно должна его увидеть. Я бы тихонечко спустился к тебе…
– И нанес бы своей мамочке душевную травму. Судя по твоим рассказам, Маргарет не поклонница добрачных отношений.
– Я бы прошел совсем тихо… и совсем с другой целью. Я бы тебя разбудил, чтобы показать снегопад. Одолжил бы тебе свои сапоги и старое пальто.
– Лучше спортивную куртку с эмблемой твоей школьной команды.
– В ней ты замерзнешь, – возразил Нил.
– Это же гипотетический снег. Пусть будет спортивная куртка.
– Я в школе не входил ни в какие команды. Меня звали в секцию борьбы, но это не мое.
– Ну хорошо, борьбой ты не занимался, но куртка у тебя со школьных времен осталась.
– А знаешь, этот сценарий вполне может стать реальностью, – вдруг сказал Нил. – На Рождество будущего года.
Джорджи хмыкнула:
– А пока, как говорят на телевидении, давай сделаем прогон сценария. Разворачивай дальнейшие события.
– Итак, ты надела бы мои сапоги, спортивную куртку, и мы пошли бы на задний двор… Я тебе рассказывал, что уличных фонарей там нет. Помнишь? Зато можно увидеть звезды…
Джорджи хорошо знала этот задний двор. Она не раз бывала там, приезжая с Нилом в Омаху. Снега она так и не увидела, а звезды действительно были.
– Я бы смотрел, как ты знакомишься со снегом.
– Знакомлюсь со снегом? – удивилась Джорджи.
– Трогаешь его пальцами. Пробуешь на вкус. Он падает тебе на волосы и на ресницы.
Джорджи потерлась щекой о подушку.
