На Занзибаре новорожденного сразу после появления на свет обмыли бы теплой водой и посыпали бы приятно пахнущим порошком; надели бы на него рубашечку и туго запеленали бы, оставив свободной только головку; и освобождали бы из этого кокона дважды в день, чтобы искупать и поменять пеленки, и это длилось бы сорок дней — все это делается для хорошей осанки. В течение этого срока младенца могут видеть только мать с отцом, кормилица и доверенные рабыни, может быть, еще близкие подруги молодой матери. На сороковой день этот своеобразный бандаж сняли бы, старший евнух побрил бы головку младенца наголо, и его обрядили бы в шелковую рубашечку и шапочку из расшитой золотой нитью ткани.
Не так дело обстояло с сыном Салимы. Частью оттого, что Тереса не хотела ничего знать о подобных суевериях и заверила молодую мать, что младенец и без этого бандажа не вырастет кривым или горбатым; частью оттого, что Салима сама была преисполнена твердой решимости избавляться от старых занзибарских предрассудков везде, где только можно.
Не было устроено для ее сына и церемонии, коей в гареме отмечался большой шаг в развитии ребенка: когда младенцы уже могут сидеть самостоятельно, их усаживают в коляску, устланную покрывалами и подушками, и обсыпают воздушной кукурузой и серебряными монетками, чтобы остальная детвора могла полакомиться и собрать эти монетки.
Ее сын в марте все еще не имел имени и не был крещен.
По воскресеньям, после утренней мессы, из церкви, возведенной только три года назад и освященной вот уже как два года, в дом четы Масиас приходил англичанин, капеллан англиканской церкви, и почти все, чему училась Салима у Тересы — по части религии, — приказывал ей забыть. Ведь Масиасы были католиками, а капеллан Лумминс должен был ее крестить, правда, он очень уважал эту испанскую чету, но об их вере отзывался не слишком хорошо.
Салима была его прилежной воскресной ученицей, несмотря на то, что многое в Священном Писании она считала жестоким и брутальным и непонятным. Но эта вера была верой Генриха и верой, в которой должен воспитываться ее сын, и она желала принять эту же веру.
В крестильной чаше христианской церкви Адена капеллан Лумминс первого апреля 1867 года в присутствии крестных родителей Тересы и Бонавентуры Масиас крестил сына Генриха Рюте и принцессы Салме бинт-Саид, родившегося в Адене седьмого декабря 1866 года, и нарек его именем Генрих.
— Посмотри, что у меня тут… Как ты думаешь, что это? Это мячик.
Салима толкнула шар из красной резины, немногим больше мужского кулака, и он покатился по ковру — прямо к голеньким толстеньким ножкам маленького Генриха.
— Ма… — пролепетал он и весело зашлепал по мячу. — Ууу… — пропыхтел затем и прополз по толстому покрывалу чуть вперед.
Салима, как всегда, ходила в доме босиком, она подобрала юбки, присела перед ним на колени и пощекотала под пухленьким подбородком, потом ладонью подкатила мяч к себе и снова подтолкнула его с ободряющим возгласом к малышу. Бутуз подарил ей пленительную улыбку во все его круглое личико. Жара на исходе мая, казалось, ему абсолютно не мешает.
— Тебе нравится? Тебе нравится мячик? Да? — манила она его, на что маленький Генрих отвечал такими радостными криками, которые заглушили все остальные звуки в доме и вокруг дома супругов Масиас. Собственный голос привел малыша в восторг, на секунду он умолк, чтобы набрать в легкие воздуха, размахивая ручками в перевязочках.
— Биби.
Бросив беглый взгляд на дверь, Салима застыла, как вкопанная. Смех застрял у нее в горле.
Какую-то ужасно долгую секунду она не знала, что ей делать с руками и ногами, как подняться. Она видела только Генриха, загорелого и пропыленного, волосы и усы отсвечивали золотом, светлый костюм был в пыли и в сером налете от испарений черного камня, которые были разлиты в воздухе Адена.
На миг у нее перехватило дыхание. Даже малыш затих.
— Ген… — выдавила она перед тем, как сумела как-то встать на ноги и сделать два неуверенных шажка. И тут же полетела к нему навстречу, в его раскрытые объятия. — Ты здесь — наконец-то здесь. — Салима плакала и смеялась, покрывая лицо Генриха поцелуями и наслаждалась его поцелуями.
