Вдруг она вздрогнула: внизу под горой неожиданно громко на кого-то обрушился собачий неистовый лая.
Ах, это наши собаки!
И тотчас быстро направилась вниз.
Старичок на коротких ногах сидел перед ними на корточках, а вокруг скакали собаки. Анна видела ясно, как он присел, и тотчас же раздался еще новый голос — кто-то залаял звонким щенячьим лаем. На мгновение замолчали собаки в недоумении, но потом напустились еще яростней на человека на корточках. Но он не унывал и все задорнее отвечал своим жизнерадостным лаем.
Анна, наконец, позвала собак, они услыхали и бросились к ней, были рады и ей, и случаю выбраться из глупого положения, в которое так внезапно попали.
Человек на коротких ногах встал с четверенек. Он был очень смущен и, поклонившись Анне, чуть запинаясь спросил:
— Можно мне видеть… Тут один господин недавно приехал… Мы вместе с ним ехали в поезде.
— Да… Какой господин? Постойте вы!
Но собаки не хотели ее оставлять. Тогда она строго сказала:
— Домой! Какой господин?
Но уже знала, что Глеб, но уже догадывалась и боялась верить догадке, что это отец той самой девочки, о которой говорил ей Андрей…
— Я не знаю, как зовут его… Он говорил, что здесь остановится. В прошлую среду…
Но Анна уже перебила его:
— Да, да, это здесь. А вы… вы ищете девочку? — Старик замолчал в изумлении. — Дочь? Она есть, она отыскалась, брат отыскал ее. Я вас к ней отвезу. Хотите теперь же, сейчас? Или нет, подождите, пойдемте со мной. — Анна загоре лась вся радостью. — Да, да, вчера он нашел ее. Ах, как это все хорошо!
— Вы знаете, где моя дочь? Где Наташа?
Он все не мог опомниться от неожиданной вести. Так вот откуда набежало дурачество, все его непостижимое детство! Это от близости девочки… Ребенок его слал приветствие старику-отцу. Он глядел на Анну, как на вестника Бога, на светлого ангела, спустившегося прямо с небес через золотую листву пышных деревьев.
Они, торопясь, шли быстро в гору.
Андрей уже встал и работал. Он посоветовал Глеба не трогать, — это взволнует его — и хотел ехать сам, но тогда сестра настояла на том, что поедет она. Она уже знала по рассказам этот огромный и грязный дом. Она найдет его непременно, отыщет Наташу, устроит все — ей так хочется. И скоро, скоро вернется.
Это будет приятно Глебу узнать.
Что же, он спит? Милый, усталый! До скорого и самого радостного в свете свидания!
* * *
Старик и девушка в красном накинутом шарфе возле ворот. Лица — острая боль; больно смотреть на напряжение их. Старик обернулся:
— Я скоро!
И торопливо бежит возле стен влево по улице, сторонясь, избегая людей.
Девушка в шарфе застыла, стоит, смотрит вслед уходящему.
— Вот здесь… Это здесь. Я узнала.
Другие старик и девушка слезают с извозчика.
Старик улыбается; девушка в светлом; солнце почиет на них.
Анна и Глаша.
Анна говорит, обращаясь прямо к ней:
— Вы знаете, где здесь Наташа? Вы наверно знаете, где здесь Наташа. Покажите нам.
Глаша молчит.
— Покажите. Нам очень к ней нужно…
Опускает глаза и молчит, скрыла Глаша под шарфом лицо.
— Это дочь моя. Вы не знаете вовсе Наташи?
— Пойдемте.
Глаша ведет их тогда через двор, впускает на лестницу, идет по ней впереди, подводит их к двери, а когда они входят, садится внизу на ступени — здесь сторожит — и рыдает сухим и мертвым рыданием.
Наташа стояла, чуть опустив руки с флаконом духов. Она не видала лица своей Глаши, не поняла, отчего так стремительно вышла она, но тревожно, но больно стукнуло сердце. Кривцов молчал и все не поднимал еще глаз.
— Отчего она убежала?
— Она убежала оттого, что я недостоин быть с вами, оттого, что вы предложили духов вашей любимой волшебной акации, а мне… мне не место на острове.
Кривцов ответил тотчас, высказав сразу те мысли, что были в его голове.
— Отчего? — снова спросила Наташа.
— Оттого, что это остров для чистых сердцем, для детей, для святых — вот, как вы…
— Я не святая! — вспыхнула девушка. — Ах, я не святая! И опустила еще ниже руки. Флакон с духами выдавал чуть заметную дрожь ее рук.
— Нет, вы святая, вы чистая, — заговорил Кривцов быстрым, торопящимся шепотом. — Я к вам шел, как последний зверь, готовый на все — на хитрость, обман, на предательство, па насилие… Шел к вам потому, что без вас не могу уже, потому что одно в моей жизни и есть — это вы, это живая горящая мысль моя только о вас, и иногда даже не знаю, живу ли я, или только она живет — эта мысль о вас, это отражение ваше, мука по неслиянности с вами.
