Но она смотрела на Варю. И… не узнавала ее.
Темноволосая гладко причесанная девочка с немного робким лицом, которую она видела много лет подряд, изо дня в день, просыпаясь и засыпая, – их кровати в пансионе стояли рядом, это… Варя?
Высокая брюнетка с блестящими волосами на прямой пробор, собранными в тугой узел на затылке, стояла словно мраморное изваяние. Огромные синие лаза с темными ресницами смотрели прямо на дядю. Ее губы цвета темной малины сложились в едва заметную улыбку. Так Варя не улыбалась никогда и никому.
Она легонько поклонилась дяде, потом протянула руку.
Михаил Александрович приложился к ней губами.
– Вы, Варя, повзрослели невероятно, – наконец проговорил он, нехотя отпуская ее руку.
– Варя, я думаю, и ты тоже заметила, что мой любимый дядюшка, Михаил Александрович, повзрослел. Наконец-то заметил, что ты стала большая, а значит, и я. Сэр Майкл, мы совершенные леди. Верно?
– Негодница, – проворчал он.
Варя кивнула, ее губы слегка дрогнули, а глаза замерли на его лице. Как будто они – пластинка дагерротипа, на которую можно запечатлеть его образ навсегда.
– Рад, рад искренне. Люблю гостей. Ты не предупредила меня, Шурочка, но комната всегда готова. Арина! – позвал он, и на пороге тотчас появилась хрупкая женщина в клетчатом платье с белым воротником.
Арина Власьевна исполняла роль домоправительницы, какую отвел ей у себя Михаил Александрович. Прислуга за все, как называла она себя, когда говорила знакомым о своем месте. Но в ее голосе не было печали или недовольства. Она происходила из дворян, но обедневших еще до эмансипации. Надо отдать должное этому событию – таким, как Арина Власьевна, она принесла облегчение – в ее стане народу прибавилось. Поэтому не так тягостно вспоминать, что отец лишился имения и крестьян гораздо раньше шестьдесят первого года. Так что она и новые бедные в одном положении.
– Дядюшка, не волнуйся. Мы ненадолго. Ты хотел сказать нам добрые слова и дать полезные советы. Напутствие, так сказать. Мы слушаем тебя.
Он засмеялся.
– Я не обещаю быть кратким. Тем более что путь у вас долгий. – Он сложил руки на груди. Клетчатая охотничья куртка натянулась на спине. Он был большой и сильный на фоне субтильных особ. – Главное условие: с вами поедет Арина.
– Дя-дюшка, – проныла Шурочка. – Зачем? Это совершенно не опасно. Мы же путешествовали по Европе. Мы… И вообще, – вдруг сказала Шурочка, – к Игнатовым в Барнаул приезжал сам Брем.
– Вот как? – Михаил Александрович оживился. – Он отличный зоолог, автор известного сочинения «Жизнь животных»? Человек, без которого не было бы замечательных зоопарков в Гамбурге и Берлине? Я там бывал…
Шурочка толкнула локтем Варю и тихо сказала:
– Я говорила тебе, с Брема надо начинать…
– Я все слышу, – предупредил Михаил Александрович. – Кстати, никогда бы не подумал, что столь великовозрастных девиц в Англии учат шептаться в обществе.
Шурочка ухмыльнулась:
– Это достигается опытом, дядюшка. Я нарочно шептала так, чтобы вы услышали мое восхищение… вами.
Он расхохотался.
– А я думал – Бремом. Так что же? Уверен, ваш батюшка, он же мой давний друг, был счастлив?
– Да, – просто ответила Варя.
– Я полагаю, это господин Брем должен быть счастлив, оттого что познакомился с вашим отцом, Варя. – Он помолчал. – Что ж, в таком случае, – медленно проговорил Михаил Александрович, – я позволяю вам покинуть этот дом тогда, когда вы будете готовы. – Он прошелся по кабинету к окну. – О лошадях не беспокойтесь. Они будут самые лучшие. Я уже говорил Шурочке.
– Дядюшка попросит их у нее,– не удержалась Шурочка. Голос при этом прозвучал не без ехидства. – А вы можете попросить у нее лихачей?
Он хмыкнул.
– Она знает сама, что лучше для юных девушек в далеком путешествии.
Шурочка и Варя поднялись в мансарду. Он слышал их смех, потом долетели звуки музыки.
Михаил Александрович чувствовал себя странно. Как будто его мучила жажда. Он попросил принести ему чаю. Выпил два стакана. Но огонь внутри не утолил. Пожар разгорался. Но он видел синее пламя. Разве бывают такие синие глаза, как у Вари? Почему он раньше не заметил их цвет?
