Он подумал о том, что в наступившем веке, так же, как и во всех других веках, и живой человек, и жизнь будет так же бойко продаваться и покупаться, как вещи и украшенья, как нефть и наркотики; будет таким же ходким товаром, как и еда, и оружье, и власть. Всю жизнь вокруг себя, со всеми ее вещами и призраками, делает человек; значит, человек и есть самый дорогой товар?!.. Не ломай голову, Рыбников. Ты и так собрал уже достаточно матерьяла. Вынести в заголовок одну только стоимость золотого щита – и назавтра в стране грянет новая революция. «Новая газета» вызовет новую бурю. Новые Мараты и Робеспьеры ринутся ниспровергать нынешних олигархов, чтобы завтра самим стать олигархами. Дурная бесконечность. Добрый царь умер; да здравствует добрый царь. И равнодушное жаркое летнее солнце глядит на смену власти; и равнодушная ночная желтая, как лимон, Луна заливает холодным светом плачущее одинокое лицо слепой женщины, стоящей у окна. Вот ей хуже всех, Олег. Вот о ней возьми и напиши. Сдались тебе эти богачи. Ты же не сможешь ни уничтожить их несметные богатства одним росчерком бессильного журналисткого пера, лишь прикидывающегося едким и безжалостным, ни перекачать их деньги в тощие дырявые карманы обманутого по всем статьям народа.
Он шагнул чуть ближе к слепой. Увидел, как дрожит на стекле витрины ее рука. Ему отчего-то захотелось прильнуть к этой руке губами, благоговейно поцеловать ее – так она была хороша, красива, жалобна, тонка, прозрачна.
Сам не зная почему, он заговорил с ней. Карлик у ее ног встрепенулся, забеспокоился.
– Вы… ведь Жизель Козаченко, так?..
Она заметно порозовела. Ее губы слегка дрогнули. Широко раскрытые глаза обратились на Олега, и ему показалось – она смотрит на него и видит его.
– Да.
– Вы… ознакомились с продаваемыми сокровищами?.. Вам… разрешили… ощупать их, осязать, чтобы представить себе… тут есть уникальные вещи, это правда…
– Разрешили.
Молодец, подумал Олег, ты не слишком-то разговорчива, и это благо.
– Вы… приобретете здесь сегодня что-нибудь?..
– Да. Вот эту золотую маску. Я стою около нее. Когда кто-нибудь подходит и начинает интересоваться ею, я говорю, что она уже продана.
– Так попросите прислугу повесить табличку!..
– Зачем? Ведь я еще живая. Я могу говорить.
Не теряет чувства юмора. А лицо печальное, как у той золотой маски, хотя и улыбка на губах играет, то вспорхнет, то снова опустится на лицо, как бабочка.
– А если мне… тоже понравилась эта маска?..
– Чур, я первая. – Она по-настоящему улыбнулась, и блеснули зубы. – Я тут первая стояла. Мы с вами не подеремся.
Олег шагнул чуть ближе. Уловил аромат ландыша от гладко зачесанных волос. Окинул взглядом белые нежные плечи под песцовым боа, блестящее парчовое, сильно открытое платье. Стильно одевает слепую женушку Козаченко. Нет, он никогда не разведется с ней. Зачем? У него может быть куча любовниц. Слепая красавица-жена – о, это имидж тяжелой артиллерии. Мальчик знает толк в пудренье мозгов публики. Игра в благородство. Может быть, они и видят-то друг друга раз в месяц, да и то не в спальне. Видят!.. Олег закусил губу.
– Я могу поговорить с вами… побольше, подольше?.. не здесь…
Он не мог сказать, что он из редакции. Играть так играть роль «шпиона» до конца. Пусть она думает, что он в нее влюбился.
– Я все равно не уступлю вам маску. – Ее выщипанные брови встали над неподвижными, широко глядящими глазами страдальческим «домиком». – Не приставайте.
Карлик сердито сверкнул глазами. Взял коряво выгнутой ручкой, похожей на ухват, госпожу за руку. Она выдернула руку и погладила карлика по голове, как кота.
– О чем тут мои гости так любезно беседуют?.. не позволите ли вклиниться в ваш светский интересный разговор?.. золотая женская маска продана, о, господин… м-м-м… не имею чести вас знать… вы уже в курсе дела?.. Жизель вам сказала?..
– Рыбников, – сказал Рыбников и наклонил бородатую голову. Очки чуть не свалились при поклоне с его носа, он удачно поймал их, водрузил на место. – Я в восторге от выбора Жизель. А я, представьте себе, господин… м-м-м…
– Кайтох, – сказал Кайтох. Кровь бросилась Олегу в лицо. Краска проступила даже сквозь бороду. Сам хозяин. Колись, хозяин, как орех.
