«Вот уже много дней жду, когда ты придешь. Теперь я знаю о тебе все. И о Беллоке — тоже. Считаю оскорбительным, что ты променяла меня на столь недостойную личность. Вы — в моих руках! Вспомни, ты принесла мне свою прокламацию об этой дурацкой группировке «Юстиция» еще до того, как ее опубликовали в газетах. Ты выдала себя с головой. И не только себя. Мне все известно. Подумай, чем это может для тебя обернуться».
— Не строй из себя героя, Круз, — смеюсь я. — Ты весь в гипсе и бинтах, прикован к постели, а почему? Тебя разделали под орех, а ты при этом даже не рыпнулся дать сдачи. Пусть ты красавец из красавцев и перо у тебя бойкое, но это еще не повод считать себя лучше других. И заруби на носу: меня так просто не запутать. Ну чем ты можешь навредить мне?
Круз снова вставляет листок в машинку и раздраженно колотит по клавишам. Открывается дверь, и на пороге вырастает высокий, сутулый молодой человек. Его лицо кажется мне знакомым. Ну конечно, это же оператор из съемочной группы! Тот, что предложил режиссеру прекратить съемку.
Круз делает рукой приглашающий жест, оператор подходит ко мне, представляется. Затем направляется к видеодвойке и вставляет кассету. Вот это, я понимаю, сервис! Не удивлюсь, если блистательному Крузу Гварду прямо в койку доставят Нобелевскую премию.
Деятельный литератор забивает последний гвоздь в клавиши и вручает мне ответ. Дождавшись, когда дочитаю до конца, он театральным жестом велит оператору запускать фильм. Только было я решаю удалиться по-английски, как взгляд мой падает на экран, и я застываю на месте. Эзио и стая горилл, как и вчера на съемочной площадке, загоняют Даниэля в круг, и начинается избиение. В действительности не такая уж долгая сцена, какой она показалась мне во время съемок. Несколько минут, и все дела.
Оператор вынимает кассету, берет приготовленный для него листок с посланием и не читая сует в карман. Затем двумя пальцами шутливо отдает честь и с ухмылкой отбывает.
Я тоже встаю.
— Как вижу, ты даже на больничной койке времени даром не теряешь. Может, и у меня в спальне велел установить скрытую камеру? Надо будет поискать, когда вернусь домой. Не понимаю, Круз, к чему столько хлопот? Ты явно преувеличиваешь значимость моей скромной персоны. И кстати, я бросила тебя задолго до того, как Даниэль Беллок появился на моем горизонте, так что зря копаешься в чужом белье. Что же касается этих нелепых угроз, пусть останутся на твоей совести, если не боишься выставить себя на всеобщее посмешище. Так что обдумай мои слова и дай знать, когда перестанешь злиться. Тогда я тебя и навещу, а иначе — не жди.
Хлопнув дверью, в коридоре я позволяю себе расслабиться и улыбнуться. Опереточные страсти — брошенный любовник жаждет мести. Он, видите ли, вообразил, будто мы с Даниэлем на пару и составляем команду «Юстиция», и шантажом решил вернуть меня. Милый Круз, ты запоздал на несколько столетий, Шекспир уже давно написал шедевр о ревности и мести… Ладно, бог с ним, с Крузом, он ведь и с кровати-то сползти пока не в состоянии. Чем он может навредить мне?..
Ответ не заставляет себя ждать. Рядом с «маздой» стоит шестиместный черный лимузин, дверцу которого подпирает Эзио. Громила отвешивает мне поклон и жестом приглашает садиться. Я качаю головой, из предосторожности стараясь сохранять дистанцию. Эзио ухмыляется и распахивает дверцу шире. Я заглядываю внутрь, и у меня перехватывает дыхание: в машине сидит еще один бугай, а рядом с ним маленькая девочка. Элла Беллок…
Я забираюсь на переднее сиденье и смотрю на девочку. Она не плачет. Темные глаза ее горят, губы плотно сжаты.
Эзио занимает место рядом со мной, и машина трогается.
— Как ты здесь очутилась, Элла? — заговариваю я.
Девочка не успевает ответить, поскольку любезный сосед дергает ее за волосы так, что голова у нее запрокидывается.
— Да-а, сила у тебя бычья, — заверяю я мерзавца. — Не желаешь пересесть ко мне? Посмотрела бы я на тебя, попробуй ты со мной так порезвиться. Но, думаю, кишка тонка.
Мои слова вызывают у Эзио невольный смешок.
— Знаете, куда мы едем?
— И куда же?
