Сегодня в автобусе соседом Журина оказался человек не очень разговорчивый. Но Николай Семенович ему был рад, так как давно собирался завязать с ни личное знакомство и дружбу. Это был Байрамгельды Курбан, возвращавшийся на стройку после очередного отгула. Встречи у них бывали и раньше, а их портреты на доске Почета стройуправления висели рядом уже несколько лет. Но вот так близко, на одном сиденье, случай их свел впервые.
Встретив Байрамгельды в Ашхабаде, Журин с удивлением воскликнул:
— Кого я вижу! Вот не ожидал!.. Сколько езжу, а тебя в этой «коробочке» вижу первый раз.
Байрамгельды заулыбался:
— Раньше поездом ездил из Мары до Геок-Тепе, а дальше — на чем удастся. Теперь — удобнее. Эта «коробочка» идет прямо до нашего стана.
— Давно бы так! — одобрил Николай Семенович. — Теперь и поговорить можно… А то плотина совсем нас разделила. Я занят, ты занят. Всем некогда, всем недосуг. Все о плане думаем. А как должно быть? Плотина должна сближать нас, делать друзьями, родными.
— Правильно, — согласился Байрамгельды. — В гости ходить надо…
— А почему, скажем, тебе и не нагрянуть к нам? — горячо заговорил Журин. — Я бы вас свежей ушицей угостил. Рыбка-то рядом, в нашем море. По этому случаю можно было бы и по стопочке пропустить. Глядишь, и разговор пошел бы хороший. И дружба крепче корни пустила бы… Но вот беда: двести метров одолеть не можем! Вы там, наверху, на плотине, а мы — за нею, внизу.
— Против ухи я не возражаю, — хмуровато заявил Байрамгельды. — Но водку не пью.
— А разве я — алкоголик? — возразил Журин. — Но если гость приходит желанный, по-моему, и посидеть не грешно. А можно и просто за чайком побеседовать.
С минуту ехали молча.
— Мне говорили, что недавно приезжали авторы проекта нашего водохранилища, — первым нарушил молчание Байрамгельды. — К вам они не заходили?
— Были! — живо отозвался Николай Семенович. — Только мы собрались обедать, глядим: прямо к вагончикам подкатывает машина, а из нее две дамы сходят. Знакомимся. Та, что смуглая и пониже ростом, — главный инженер проекта Майя Васильевна Казимова, а другая, повыше, с серыми глазами — начальник отдела Ольга Степановна Лавроненко. Выпили они с нами чаю, а потом — как взялись за меня! Как давай ругать!.. За что? А вот за что. Накануне ночью на карте намыва забило корнями две крайние шиберки в пульповоде. Целую ночь мы бились, как черти, с этими корнями, промокли до нитки, все в грязи, но до утра так и не очистили. Карту намыли косо. Справа грунт выше, слева — ниже. Вот эти дамы и пропесочили меня! И даже пригрозили: если не исправим карту, пожалуются начальству, а то и просто прекратят финансирование. Словом, строгие женщины. Но мы все уже сделали, как надо.
— Ну, а что ты скажешь о нашей работе? — спросил Байрамгельды.
— Дамбы вы делаете отлично, — похвалил Журин. — Быстро делаете. За вами только поспевай!..
В это время автобус свернул с асфальта налево и, прибавив скорость, побежал по грунтовой дороге в сторону водохранилища. Вот он выполз на верх откоса и покатился на запад, по гребню плотины. Темно-серые глаза Журина ярко заблестели и он отвернулся к окну. Горы, затянутые серебристым туманом, стали ближе. У их подошвы привольно расплеснулась густая лазурь.
Каждый раз, любуясь этой панорамой, Николай Семенович вспоминал слова, то ли слышанные где-то, то ли вычитанные: «Море играет». Журину правятся эти слова.
Да… Море играет!
Если ветер с юга, волны плавно бегут к плотине, изогнувшейся дугой вдоль горного хребта, искрятся, вспыхивают снежной белизной. Если ветер с севера, волны катятся обратно, в сторону задернутых туманом гор. Но чаще дует восточный ветер, вздымая крутую волну.
Чуть ли не с первых дней существования нового водоема его заселила пернатая дичь. А в зеленых зарослях мелких островов и вдоль отороченных кое-где густым тростником берегов, загнездились утки и крачки. Они зимуют здесь, отдыхают во время перелётов, остаются на гнездовье.
Иногда, сверкая темным опереньем, утки кружатся над водой и островами. Журин — страстный охотник. Правда, охотится он больше в Тедженских тугаях, на крупную дичь — на кабанов. Но и на уток он смотрит всегда с замиранием сердца. В такие минуты ему хочется сорваться с места и бежать к прибрежным камышам, чтобы выстрелить дуплетом, влет, по нагулявшим жир лысухам. Но на охоту здесь наложен запрет.
