После этих слов старик задумался. О чем? Неизвестно. Но таким радостным и возбужденным Джума никогда его не видел. Словно помолодел он. Этл было заметно и по голосу. И по блеску глаз. И Джума уже не сомневался, что отец и в самок деле может исполнить свое намерение: возьмет да и явится на стройку, чтобы увидеть подкову счастья к те места, где шумело и пенилось молодое Копетдагское море…
С тех пор как депутатом избрали Джуму, все госта, приезжавшие на стройку, направлялись к нему. Джума был в почете, окружен вниманием. Его часто приглашав ли на разные совещания, собрания, он ездил на сессии Верховного Совета в Москву.
А о бригаде Байрамгельды и самом бригадире стали забывать, если вспоминали, то редко, от случая к случаю. Загрустил Байрамгельды. Молчаливым стал. Все о чем-то думал, хмурился. Хотя дела у него по-прежнему шли хорошо. Показатели были самые высокие.
Как-то раз, когда они остались наедине, Клычли Аширов сказал:
— Тебя как будто подменили, о депутатстве все тужишь?
— Да нет Не тужу, — смущенно и вяло отозвался: Байрамгельды.
— Тогда о чем это?
— Просто мне нехорошо: уж очень тихо стало! Все норовят мимо, стороной… Разве такого отношения мы заслуживаем?
— И все же жалеть об этом глупо, — с дружеской теплотой увещевал бригадира Клычли. — Если мы живем замкнуто, то виноваты сами. Вот рядом с нами — экипаж землесоса, где бригадиром Николай Журин. Славный экипаж! Делаем одно дело — плотину Мы ячейки готовим, он грунт намывает. А живем, как чужие, ни он к нам, ни мы — к нему. Пригласить бы надо. Поговорить! Да и с Джумой дружбу терять не следует.
— Ты прав, Комиссар, — слегка подумав и повеселев, сказал Байрамгельды. — Обещаю это поправить.
Выйдя как-то из вагончика, он увидел машину, на которой ехал участковый механик Антипов. Тот хотел было проскочить мимо, но Байрамгельды завернул его к себе.
Зашли в вагончик. Бригадир угостил механика чаем, а потом спросил;
— Скажи мне, Искандер-ага, я намного хуже стал, как выбыл из депутатов?
— Да откуда ты взял? — заволновался Антипов. — Для меня ты все тот же. Побольше бы таких!..
— Тогда зачем проезжаешь мимо?
— Да, как тебе сказать?.. — смутился Александр Иванович и густо покраснел. — Торопился, конечно, Вечно ведь куда-нибудь спешишь!..
— Теперь почему-то все торопятся, — опустив глаза, тихо произнес Байрамгельды, — раньше так не спешили.
Приехав в контору строительно-монтажного управления, Антипов встретил Ата Солтанлиева, работавшего заместителем начальника СМУ, и передал разговор с Байрамгельды.
— Приуныл наш Байрам, — говорил Антипов. — Совсем приуныл. Надо бы поднять ему настроение.
— Спасибо за сказанное, — ответил Солтаналиев. — Это мой промах. Но… что-нибудь придумаем…
Ата Солтанлиев сходил на склад, выписал несколько метров кумачовой материи и отдал ее художнику, худощавому и рыжеволосому парню Феде, чтобы тот написал на ней небольшой текст.
Когда надпись была готова, он сказал:
— А теперь, Федя, садись в машину я поезжай, а бригаду Байрамгельды Курбана, на плотину. Таи найдешь его вагончик и прибьешь к нему этот транспарант. Только сделай все осторожно, так, чтобы на бригадном стане никого не было. Понял? Тайком сделай!
Все было сделано, как велел Солтанлиев.
К вечеру бригада вернулась домой. Первым транспарант увидел Байрамгельды. Остановившись, он громко, так, чтобы слышали все, прочитал: «Здесь живет я трудится бригада коммунистического труда Байрамгельды Курбана».
Возбужденные столь необычным сюрпризом, механизаторы долго спорили о том, кто же это сделал? — но так ничего и не выяснили. Только Байрамгельды, взволнованный, с посветлевшим от счастья лицом, не участвовал в этом споре. Пожалуй, только он один и догадывался, что это работа Ата Солтанлиева, человека скромного, тихого, даже незаметного, по огромной чуткости и доброты.
14
…От Ашхабада до урочища «Семь тутовников» километров шестьдесят. Вот уже несколько лет по этому маршруту, раз или два в неделю ездит Николай Семенович Журин. И все уже на этом пути давно примелькалось ему. С левой стороны — горы, колхозные села, лесопитомник, дымный Безмеин, зеленый Геок-Тепе, с правой — полотно железной дороги. И если нет словоохотливого попутчика, едет Николай Семенович до самого урочища, ни глянув даже в окно служебного автобуса. Но как только автомашина свернет с гладкого шоссе и помчится по желтой лощине, вдоль Копетдагского водохранилища, Журин словно пробуждается… Озираясь по сторонам, он с нетерпением ждет, когда автобус с разгона взлетит на плотину, с которой вдруг откроются картины одна величавее другой. В это время даже на полуслове он может прервать беседу и прильнет к окну.
