Развивая литературный успех, до конца тридцатых годов баронесса сочинила еще дюжину книжек о приключениях Алого Первоцвета, его предков или наследников. Произведения Орци, среди персонажей которых фигурировали Максимилиан Робеспьер, Жорж Дантон и прочие деятели французской истории, написаны в контексте реальных событий, но, конечно, не являются образцом аккуратистского подхода к прошлому. В Англии, да и во всей Западной Европе, романы о Первоцвете получили такую популярность, что, когда сын баронессы Джон Монтегю Орци-Барстоу решил по примеру родителей стать писателем, то в качестве псевдонима он выбрал имя знаменитого героя романов своей матери — Джон Блэкени.
Исследователи творчества Джонстона Маккалли полагают, что он был знаком с романами баронессы Орци и хотя бы отчасти воспользовался их фабулой. Это, надо признать, подтверждает и сюжет романа о Зорро. Для автора бульварных журналов начала прошлого века такое заимствование простительно, тем более что «Проклятие Капистрано» ни в коем случае не назовешь литературной халтурой. Маккалли блестяще интерпретировал идею о боевом фирменном стиле положительного героя. Изображение лисицы в романе не появляется ни разу, однако, учитывая бытовавшие в Калифорнии индейские обычаи, этого зверька вполне можно считать тотемным животным Диего Веги. Милая привычка маркировать тела поверженных врагов кровавой печатью тоже коренится в архаических верованиях язычников. Только в поздних киноверсиях Зорро комическим образом оставляет свою характерную отметину на камзолах или штанах противников — поначалу-то он целил в щеку, в лоб или вырезал Z-эмблему на обнаженной груди врага в качестве расплаты за жестокость негодяя. Век назад такие нравы садистскими, очевидно, не считались.
Едва ли Маккалли ставил перед собой задачу соткать достоверное историческое полотно, но он хорошо представлял себе Калифорнию начала XIX века. И по мере сил соблюдал точность в деталях; в тексте романа критики находят, например, даже подтверждение тому, что Маккалли удосужился для описания батальных сцен изучить основные приемы классической школы испанского фехтования. Писатель верно подмечает, что калифорнийские ранчо были организованы по принципу феодальных европейских владений, в которых патернализм сочетался со строгой социальной иерархией. Переселенцы берегли испанские традиции, как фамильное серебро. Принадлежность к аристократии определялась благородством рода, богатством, положением в обществе и закреплялась точным следованием католической морали и ритуалам поведения своего класса. Скажем, незамужней дочери не позволялось оставаться наедине с посторонним мужчиной, рядом обязательно присутствовала ее мать или дуэнья. Глава семьи был до такой степени авторитарен, что определял даже время, когда подросший сын мог начинать бриться. Эти замашки нашли отражение и в историях о Зорро. Диего, например, приступил к ухаживаниям за Лолитой по настоянию отца; все главные герои книги озабочены своим происхождением. Диего — юноша «отличной крови», замечает Маккалли. Дружеские в целом отношения Диего Веги и сержанта Гонсалеса охарактеризованы как «любопытные», с учетом разницы в социальном положении молодых людей. Делая предложение Лолите, Диего говорит ее отцу дону Карлосу Пулидо: «В ваших жилах течет благородная кровь, сеньор, самая благородная кровь в этих краях. Естественно, когда мужчина из рода Вега решает свою судьбу, он ищет женщину прекрасных кровей». Не раз и не два автор напоминает, что настоящие кабальеро в своих помыслах и поступках подчиняются зову голубой крови, а люди низкого происхождения такого зова вовсе не слышат. О слугах-индейцах герои Маккалли высказываются с пренебрежением, девушки низших сословий существуют для кабальеро лишь в качестве мишеней для эпизодического чувственного наслаждения. Зорро, естественно, демонстрирует полный набор правил из кодекса рыцарского поведения испанской аристократии: он крайне редко убивает противников; он никогда не сражается с раненым, безоружным или поверженным соперником; он неизменно с уважением относится к Церкви и ее представителям, как и к людям благородного происхождения, особенно к тем, кто старше его самого; он отменно галантен по отношению к женщинам. В обеих своих ипостасях Диего-Зорро изысканно вежлив, никогда не теряет спокойствия, следит за языком, не бранится, отпускает в адрес разъяренных противников колкие шутки, распаляющие бессильную злость этих негодяев.
