— Это невозможно! — отвечала г-жа Даже.
— Невозможно? Хочешь, я сам с ней объяснюсь?
— Нет.
— Тогда…?
— Тогда ты обрекаешь меня на мучительные страдания, — ответила она. И до самого возвращения г-жи Зарагир она проклинала строгость мужа.
— Наконец ты вернулась! Представь, какое невезение, я просто в отчаянии, — сказала она. — Дядюшка мужа приезжает в Париж на консультацию к врачам. Он всегда останавливается у нас, а у меня нет другой спальни для него, кроме твоей.
Вежливость г-жи Зарагир облегчила участь хозяйки дома.
— И не извиняйся, не в чем тебе извиняться. Когда приезжает твой дядюшка?
— Завтра. Была бы я одна, я послала бы его к черту, но я замужем и в этом вся беда. Обещай, что не обидишься на меня.
— А ты обещай, что никому ни слова не скажешь о том, в чем я тебе призналась нынче утром.
— Кому могу я сказать? Что ты! — ответила г-жа Даже.
Некоторые неприятности вызывают порой чувство стыда и одиночества, и г-жа Зарагир, отлично понимая причины, выдвинутые г-жой Даже, все же испытывала унизительную неловкость от того, что ей пришлось собирать чемоданы и срочно перебираться в гостиницу.
Вечер она провела с Луи Дювилем. Он пытался утешить ее:
— Не жалейте ни о чем, окружение Даже вам не подходит. Вы — моя тайна, мы будем жить скрытно от всех.
И г-жа Зарагир представила себя в романтическом ореоле печальной и любимой изгнанницы, и участь обездоленной жертвы показалась ей благостной.
На следующий день она переехала в гостиницу. Ей помогала г-жа Даже. Она сняла для нее очень приятный номер, где ее ждали букеты цветов, присланные Луи Дювилем и г-ном Даже. Спальня была оклеена серыми обоями, а гостиная обтянута красной узорчатой тканью с обрамлением из позолоченной лепнины. Все это понравилось г-же Зарагир, но первым ее движением было подбежать к окошку и опереться руками в подоконник, а лбом — в стекло. У ног ее расстилался Тюильрийский сад, с по-зимнему голыми деревьями.
— Какая суровая картина, — сказала она. — Я соскучилась по моим птичкам и по тенистым деревьям в Тижу.
— Ты скучаешь о прошлом, о настоящем и о будущем. Тебе хотелось бы оказаться одновременно и в Тижу, и в Вальронсе, и в объятиях Луи Дювиля, — отвечала ей г-жа Даже.
Г-жа Зарагир прижала к ушам ладони, резко обернулась и крикнула:
— Ах, замолчи, замолчи, умоляю!
— Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом. Какое платье наденешь сегодня вечером?
— Сегодня вечером? Сегодня вечером я никуда не пойду, — отвечала г-жа Зарагир. Как только г-жа Даже ушла, она села и написала письмо мужу.
«Угрызения совести источат мое сердце, если окажется, что я напрасно отложила мой отъезд, отдалив тот день, когда я вновь увижу тебя. Луи Дювиль уехал на две недели. Он посоветовал дождаться его возвращения и, прощаясь, пообещал, что уже совсем недалек миг, когда мы с тобой поднимемся по крыльцу в Вальронсе. Из-за этого стоило пойти на жертвы. Все мои мысли летят к тебе, любовь моя. Мне очень грустно и одиноко, и я очень хочу тебя поцеловать. Что за Рождество будет без тебя, без твоих поцелуев, без твоих слов: «Ты пахнешь небесной голубизной»? Я твой голубой цветок, твой голубенький цветочек и ничего больше».
Г-жа Зарагир была искренна. Она мучилась от меланхолии, от страха и от угрызений совести и, чтобы забыть все это, не нашла ничего лучше, как надеть вечернее платье и в полночь поехать на встречу с г-жой Даже на испанском балу. Там ее появление было замечено.
В Вальронсе Луи много думал о ней. Но при этом он даже не намекнул там на дело, которое должен был бы уладить. И хотя он старался вести себя как можно более естественно, родители заметили его отсутствующий взгляд. Разговор его был не таким непринужденным, как обычно, и был он рассеян, как человек, чем-то озабоченный.
Г-жа Дювиль с тревогой говорила мужу:
— Я уверена, что он готовит нам какой-нибудь удар. Наверное, ему предъявили требование уладить его холостяцкое положение.
— Что ты имеешь в виду?
— Рождение внебрачного ребенка, сына или дочери. А в результате — вынужденный брак.
— Что за странная идея, — ответил г-н Дювиль. Любовь, даже счастливая, представляет собой в сущности беспокойство, весьма не похожее на счастье. Возможно, Луи влюбился в какую-нибудь юную девушку, какой-нибудь невинный цветочек, и это его беспокоит.
