– Чем
твой Бог
лучше моего,
что тебе даже
император не
указ? – забавлялся
латинянин.
– Мой
Бог не лучше
и не хуже,
потому что
единый.
Другого нет, –
устало, по
которому
кругу, ответил
иудей, и его
маленькие,
как у крысы глазки
зло
сверкнули.
– Сколько
народов на
земле и у
всех свои
боги. Что же
твой всех к
ногтю не
прижмет? А ты
против
императора!
– Смертный,
рожденный от
женщины, не
может управлять
смертными,
как Бог.
Сегодня он
император, а
завтра…
Латинянин
предостерегающе
покосился на иудея
и сказал:
– Заврался!
Как манипула без
центуриона?
Так и у богов.
К каждой манипуле
свой бог
приставлен. А
твой со всеми
один
справляется?
Потому и
порядка у вас
нет.
– Тебе
объяснять,
как вон тому
мулу. Брюхо
набил и на
душе
спокойно.
Издохнешь, и
никакой тебе
Юпитер не
поможет. А я
воскресну с
верой своей и
вечно жить
буду.
– Воскреснешь?
Ты? О-хо! Ты
Дионис, чтобы
воскресать
каждую весну?
Или Митра? –
Латинянин развеселился
от
несуразицы.
Он затрясся всеми
жирами и
опустил руку
с шилом,
чтобы не
пораниться.
Солдат,
почуяв
потеху,
удобнее приподнялся
на локтях.
– Смеешься?
Ну, смейся,
смейся! А вот
послушай,
веселье
отшибет! – зло
процедил
иудей и преобразился.
– То было
время, когда
халдеи разрушили
Ершалаим, а
множество
иудейского народа
поубивали и
увели в плен.
Правил халдеями
царь Невухаднеццар.
Был в плену
халдейском с
поверженным
царем
иудейским
Иехонией и
другими знатными
людьми отрок
Иехезкэл, сын
священника
Бузи. По
малолетству
он не успел
принять сан.
Ему
дозволили
жить среди
своего
плененного
народа в
собственном
доме на реке
Ховар. Через
четыре года
Бог призвал
Иехезкэля к
пророческому
служению.
Всех добрых
дел его во
имя Господа
не перечесть,
и за то решил
Господь
явить
Иехезкэлю
Свое
могущество.
Привел Он его
на огромное
поле и
поставил
посреди него.
Во мраке
тонули
далекие горы
и холмы, и
нигде не
вставало над
равнинами
солнце. По
всей земле
были
разбросаны
высохшие
кости
человеческие
и черепа.
Обомлел Иехезкэль
и спрашивает:
«Что это,
Господи? Неужто
срок мой
приспел и
призываешь
Ты меня к
Себе?» А
Господь
отвечает ему:
«Кости эти и
прах – весь
дом Израилев.
А теперь скажи,
сын
человеческий,
оживут ли эти
кости?» Задрожал
Иехезкэл:
«Кому же, как
не Тебе знать
это, Господи?»
«А ты скажи
пророчество
моим именем
над этим
прахом, и я
вдохну в них
жизнь, и
воспрянет из
небытия тлен».
Послушался
Иехезкэл и
говорит:
«Кости сухие,
слушайте
слово
Господа!» И
тут со всех
сторон
началось
шуршание
земли и
движение, словно
полчища змей
расползалось
из-под коряг.
Кости
приближались
к своим
черепам, скреплялись
жилами, на
жилы
нарастала
плоть, а
плоть
покрывала
кожа. И
увидел
Иехезкэл вокруг
множество
мертвых тел,
словно только
миг, как они
испустили
дух. Тогда
Бог говорит
Иехезкэлю:
«Произнеси
другое
пророчество.
От четырех
ветров приди,
дух, и дохни
на этих
убогих и
умерших. И
они оживут!»
Иехезкэл
изрек
повеление.
Тогда из
гробов стали
вновь
ожившие
женщины и
дети, старики
и мужи. И
удивлялись
между собой:
«Как так, мы снова
живы, хотя
никакой
надежды у нас
уже не
оставалось?»
Отвечал им
Бог: «Только
народ мною
избранный и
праведный
достоин вечной
жизни».
И
спросил
Иехезкэл:
«Господи,
почему же не
воскресли
другие
несчастные?»
А Бог отвечает:
«Пусть о них
заботятся их
боги!»
Конюх
взялся за
шило,
досадуя, что
веселая болтовня
обернулась
проповедью.
Солдат закрыл
глаза.
– А
теперь твои
воскресшие
померли или
землю топчут?
– язвительно
спросил
конюх.
– Про то
тебе знать
необязательно.
– Необязательно!
– передразнил
конюх. – Если вечно
живут, покажи
хоть одного!
Молчишь? Я тоже
могу
порассказать
про
Геркулеса. Да
кто видел?
– В
свитках
священных записано!
– Записано…
Что же он,
всех под одну
гребенку
чешет, твой
Бог.
По-твоему, и
убийца и
младенец
одинаково из
земли
встанут, если
они твоего
племени.
– Младенцу
за грехи
родителей
воздалось! Богу
не угождали!
– А как
же ему
угождать,
Богу твоему?
– Жертвами,
молитвами,
соблюдением
законов, переданных
Богом
Мошеаху.
Жизнь вечная
только для
праведников.
Злые будут
брошены в долину
Енномову.
– Выходит,
ты, по
рождению,
вечно жить
будешь? Тебе
только чаще
молиться
надо, да на
алтарь Богу
своему
жертвы подавать.
А я хоть бы
весь твой род
озолотил, хуже
для тебя
буду, чем
последний
разбойник твоего
племени! Так
что мне твой
Бог, если я для
него все
равно хуже
навоза? И
если не твой
Бог меня
сотворил,
откуда же я
взялся? А если
он меня
сотворил, так
чем я тебя
хуже?
Молчишь?
То-то! А
говоришь –
единый! – назидательно
заключил
латинянин. –
Выходит, мои
боги
посильнее
твоего.
Потому как ты
под стражей,
а не я! У меня
оба брата,
хвала богам,
в центурионы
выслужились
и свою
землицу имеют
и достаток.
Обо мне не
забыли. А ты в
рванье. Иль
не угодил
своему богу?
