– Если
ты, тетрарх,
ты, консул, и
ты,
прокуратор,
желаете
больше
узнать о
разбойниках,
я немедленно
приведу
человека. Он
сам вызвался
помочь
изловить
главарей. И
якобы
пользуется
их доверием.
– Это
подождет, –
вяло
отмахнулся
сенатор. – Скажи,
большую ли
область
охватила
смута и есть
ли у негодяев
оружие?
– Пока
они
проповедуют
близ
Тивериадского
озера в
прибрежных
городах.
Оружия у них
нет. И
достать его
им негде.
Царь
взглянул на
римлян, как
безвинно
заподозренный,
но блестяще
оправданный
человек.
Квириний
задумчиво
сцепил на
животе руки.
Тетрарх
жестом
отпустил
Николая.
– Старания
твои
похвальны,
Антипас. Но
помни, не
должны
пострадать
невинные,
одурманенные
ядовитыми
речами. Что
ты намерен
предпринять?
– Я
разослал
людей. При
появлении
смутьянов
они
оповестят
стражу…
– Нужна
ли тебе наша
помощь?
– От
помощи никто
не
отказывается.
На усмотрение
прокуратора
Иудеи! –
ответил
дружелюбно
тетрарх. Он
понял, что
завладел
расположением
консула. И
теперь искал
поддержки прокуратора.
– Если твои
солдаты,
Копоний, не слишком
заняты.
– К
твоим
услугам,
царь! Но
рядом с таким
молодцом, что
служит у
тебя, не
пришлось бы
мне просить
помощи! – принял
любезность
прокуратор.
– На
кулаках и в
беге на
стадию
Николаю нет равных.
Я увидел его
на
состязаниях
и пригласил
на службу…
Вельможи
заговорили о
возобновлении
гладиаторских
боев в
Кесарии и
Ершалаиме на
стадионе,
построенном
еще Иродом
Великим.
Квириний
повел
наместников
на боковую
дорожку мимо
лужаек. Там,
подергивая
хохлатыми
головами,
разгуливали
павлины. Вельможи
отправились
в экус
обедать.
6
Лишь ко
второй
перемене
блюд Копоний,
разгоряченный
прекрасным
верейским
вином,
вспомнил о
соглядатае.
Сотрапезники
согласились
его выслушать.
Консул
приказал
подать в
экус,
примыкавший
к саду, обед
из четырех
перемен. Еда
не должна
отвлекать от
беседы.
Ягненка,
увенчанного
паштетом из
птичьих
потрохов и
тыквой;
холодный
пирог из
овечьего
сыра, политый
медом и
обложенный
фасолью,
грецкими лущеными
орехами и
персиками;
медвежий
окорок; и,
наконец,
улиток,
рубленых
кишок теленка,
печени серны,
яиц в зелени,
горлинки и тунца.
На десерт –
маринованные
оливки. Чтобы
не оскорбить
веры гостя,
хотя гость
был не иудей,
а идуменянин,
консул
справился о
меню у
смотрителя
дворца.
Между
тем Копоний
получил от
Антипаса аравийский
меч в золотых
ножнах,
инкрустированных
драгоценными
камнями и с
большим
изумрудом на
рукоятке – меч
стоил целое
состояние;
пятьдесят
талантов
золота;
великолепного
кувейского
скакуна
черной масти
– именно
этого
красавца прокуратор
заметил в
«караване»
тетрарха; и
котенка
леопарда.
Теперь сытый
котенок жмурился
под боком
нового
хозяина, а
Копоний
подсовывал
ему кусочки
куропатки.
Квириний
же приказал
унести
подаренного ему
котенка:
консул не
любил кошек.
Он представил
подросшего и
выдрессированного
зверя на цепи
у кресла
своего
дворца в
Антиохи и
хмыкнул:
азиатчина.
Кроме того,
сенатор
получил сто
талантов
золота и двух
домашних
рабов. Один –
только что
декламировал
свои стихи на
греческом,
латинском и
арамейском
под
одобрительные
возгласы
свиты; другой
– преподнес
легату
миниатюрную
золотую
колесницу,
запряженную
четверкой
скакунов из
слоновой
кости и золота,
собственной
работы. Даже
в Риме ахнули
бы от такого
приобретения.
Властители
возлежали
вокруг стола
из слоновой
кости, укрыв
ноги
разноцветными
шелковыми
одеялами.
Рабы унесли
тоги римлян и
лацерну
тетрарха.
Свита
пировала по
краям экуса.
По разгоряченным
лицам стекал
пот. Смех
перемежали
славицы
вельможам.
Тихая музыка
цитр и халилов
баюкала сад.
Тогда-то
Николай,
оставив
кубок,
отправился
за
доносчиком.
**********
На
заднем дворе
у яслей пара
лошадей
сонно жевала
овес. Лошади
отмахивались
хвостами от
огромных
серых
слепней и то
и дело брыкали
задними
ногами по
животу и
переминались.
Рядом
разговаривали
двое:
дородный латинянин,
помощник
конюха
Квириния, и
маленький
сухонький
иудей с
землисто-желтым
малярийным
лицом. Колпак
на голове
иудея сбился
набок, и
засаленные
пейсики
запутались
во всклокоченной
бороденке.
Рукава
замызганного
халата
прохудились
на локтях, и
из дыр виднелись
острые
костяшки с
бурыми
мозолями.
Латинянин в
рабочей
эскамиде,
широко расставив
ноги, толстой
ниткой и
шилом чинил
седло. Под
стать
лошадиной
морде,
вытянутое
лицо латинянина
было мокро от
старания.
Белокаменные
плиты двора
пыхали зноем.
Под навесом,
вытянув ноги,
млел
стражник
иудея. Щит и шлем
лежали рядом.
