Однако основными женскими занятиями были прядение, шитьё и вышивание. Прядение было настолько распространённым и настолько типичным женским рукоделием, что слово «spinster» (букв, «пряха») закрепилось в юридическом языке как обозначение всякой женщины, которая не имеет определённого звания или рода занятий и принадлежит сама себе, то есть не замужем, потому что в глазах закона замужняя женщина практически не существовала отдельно от своего мужа. Почти что вся шерстяная пряжа, шедшая на производство тканей, была спрядена в частных домах, и деньги, которые зарабатывали прядением женщины из народа, служили весомой прибавкой к доходу крестьян и фермеров. Большая часть этой шерсти была спрядена с помощью простейшей прялки и веретена, первые прялки с колесом, которое приводилось в движение рукой, появились в XIV веке, а классическая механическая прялка с ножным приводом была изобретена лишь в XVI веке Традиционная ручная прялка представляла собой палку, к одному концу которой прикрепляли ком шерсти, предварительно вымытой и вычесанной; малую толику шерсти вытягивали и скручивали между пальцами, получившуюся нитку привязывали к веретену. Веретено служило одновременно отвесом, распрямлявшим нить, и бобиной, на которую она наматывалась. Прялка была неразлучной спутницей средневековой дамы, такую же роль в жизни её потомков в годы Первой мировой войны стали играть вязальные спицы; прялку могли носить под мышкой или заткнув за пояс, иной раз она служила оружием нападения, особенно в деле укрощения мужей, что было излюбленным сюжетом средневековых художников. Прялка стала общепризнанным символом Женщины, и, подобно тому как короля хоронили со скипетром в руках, в гроб королевы Франции клали прялку — серебряную или деревянную с позолотой. Неизвестно, приходилось ли английским королевам брать в руки прялку, отправляясь в мир иной, но то, что она сопутствовала им при жизни, не вызывает сомнения, а Элеонора Кастильская, супруга Эдуарда I, владела ещё и искусством ткачества. Однако в основном ткачеством занимались мужчины, и можно предположить, что королевы и благородные дамы ткали либо вещи вроде гобеленов или шёлковых лент, либо лёгкие виды материи, отличавшиеся красотой, но отнюдь не прочностью.
Естественно, не последней задачей замужней женщины было воспитание детей, однако наша «добродетельная жена» ограничивается всего парой строф на эту тему: для начала она говорит, что детей, когда они не слушаются, бесполезно корить или награждать оплеухами, но следует взять «добрую розгу» и сечь негодников, пока те не запросят пощады; другой совет мать даёт на тот случай, если родятся дочери: нужно с первого дня откладывать деньги на свадьбу и выдать их замуж, чуть только девочки достигнут подобающего возраста. О том, как настойчиво английские родители стремились избавиться от своих детей, неодобрительно писали итальянские путешественники XVI века, с удивлением отмечавшие, что англичане стараются отослать своих отпрысков семи-восьми лет из дому, чтобы те воспитывались при дворах знатных сеньоров (как видно, таков был средневековый эквивалент современных школ-интернатов), или отдают их в подмастерья для обучения ремеслу. О том, как в Средние века воспитывали девочек, известно очень мало. Поскольку в те времена не было никаких женских учебных заведений, подобных грамматическим школам для мальчиков, вполне возможно, что лишь очень немногие женщины из простонародья и даже из среднего класса вообще имели хоть какое-нибудь образование. С другой стороны, если иметь в виду семейства знати и богачей, то процент девушек, умевших читать и писать, был очень высок. Средневековые романисты и художники очень часто изображают дам за чтением книг, а в расходных записях королевского двора, начиная со времён Эдуарда I и позднее, многократно встречаются упоминания о тратах на приобретение букварей, грифельных досок и других учебных принадлежностей для юных принцесс, а также книг для королевы и других дам. Многие женские монастыри выполняли роль школ-интернатов для девочек знатного происхождения, однако всё образование сводилось к тому, что их учили читать и писать по-английски и по-французски («скорее, как в Стратфорде-на-Боу, чем как в Париже», — говорит Чосер о своей аббатисе). Лишь очень немногие монахини знали латынь, и потому наука и серьёзные знания были им недоступны. И хотя нельзя обойти вниманием тот любопытнейший факт, что первым средневековым драматургом была женщина — Хротсвита Гандерсеймская
