В заключение краткого обзора английской средневековой прозы необходимо упомянуть имя Уильяма Какстона, который в 1476 г. первым в Англии установил печатный станок и не только издал некоторые из тех книг, о которых мы рассказывали, но и сам был писателем и переводчиком. В одном из своих трудов, в переводе «Энеиды», Какстон касается того, как изменился английский язык уже на его памяти: «Конечно, — писал он, — язык, на котором мы говорим сегодня, сильно отличается от того, на котором говорили, когда я родился». Однако благодаря изобретению книгопечатания вся страна стала пользоваться идентичными экземплярами книг, что привело к уменьшению своеобразия местных диалектов и способствовало унификации языка, поэтому со времён Какстона английский язык изменился сравнительно мало. За четыре столетия до Какстона коренные англичане говорили на чистом англосаксонском, через четыре столетия после Какстона они, не считая произношения, говорят почти на том же языке, на каком говорили жители Англии в его время.
В этой небольшой главе, посвящённой истории английской литературы, мы лишь вскользь упомянули о самых важных произведениях, оказавших решающее влияние на её развитие, и поневоле обошли вниманием обширную область народной литературы: предания, баллады, любовные песни, кароли[41], гимны, шуточные песенки, политические скетчи и проповеди — многие из них по-настоящему интересны, красивы или забавны, но, к сожалению, мы не можем рассказать обо всём. И всё же хоть несколько слов нужно уделить истории драмы. Драматическое искусство, достигшее высочайшего расцвета в Древней Греции и почитавшееся римлянами, было отринуто варварами, сокрушившими Римскую империю. Когда драматическое искусство стало возрождаться, оно, как и прежде в Греции, было тесно связано с религией. На Рождество и на Пасху в церквях устраивали представления, изображавшие рождение Христа и Вознесение; поначалу это были всего лишь пантомимы, но вскоре появились небольшие диалоги, а затем праздничные представления превратились в настоящие спектакли на сюжеты из Библии и житий святых. Эти спектакли пользовались такой популярностью, что публику могло вместить только очень просторное помещение, и потому их играли на подмостках прямо на церковном дворе. Со временем театральные представления превратились из благочестивого изображения священной истории в грубые реалистические драмы, оживлявшиеся комическими вставками, порой вульгарными и даже непристойными, за что служители Церкви яростно бичевали их, но безрезультатно. На следующем этапе спектакли стали устраиваться торгово-ремесленными цехами на городских улицах и площадях в день праздника тела Христова. Для этих целей использовались передвижные сцены — колёсные повозки, обычно двухэтажные: нижняя часть, со всех сторон занавешенная шторами, служила гримёрной, а наверху была собственно сцена. Декорации почти отсутствовали, лишь изредка можно было увидеть разрисованный задник, но зато немало было разнообразной бутафории, среди которой выделялся впечатляющий «зев ада» — огромная написанная на холсте голова дракона, извергавшая дым, пламя и комедийных чертей; в эту самую пасть обычно отправляли грешников. Театральные представления, посвящённые многочисленным событиям священной истории от сотворения мира до Страшного Суда, закреплялись за определёнными цехами или гильдиями, и нередко можно проследить определённое соответствие между сюжетом и родом деятельности организаторов: корабельщики ставили историю о Ноевом ковчеге, золотых дел мастера представляли поклонение волхвов, виноторговцам доставался брак в Кане Галилейской и так далее. До наших дней дошло немало театральных произведений той эпохи, многие из них отличались большой выразительной силой, особенно в тех случаях, когда героями пьес были простолюдины вроде св. Иосифа или пастухов из рождественской легенды. С Иосифом, как можно заметить, зачастую обращались довольно-таки бесцеремонно, свобода, с которой сочинители подобных пьес подходили к трактовке сюжета и характеров персонажей, сегодня вызывает немалое изумление. Одно из рождественских представлений открывалось явно комедийной сценой: некто крадёт овцу, а когда пастухи выслеживают вора, укладывает свою добычу в люльку и делает вид, будто это его новорождённый сын; в другом представлении пастухи передразнивают пение ангелов, исполнявших перед тем «
