Чувство юмора ещё более заметно проявлялось в средневековом искусстве. На полях богато изукрашенных книг мы находим множество гротескных рисунков: звери с человеческими головами, рыцари, атакующие друг друга на улитках, зайцы, подстреливающие собак, и обезьяны, выделывающие всевозможные кунштюки. Немало комических изображений можно отыскать среди каменной и деревянной резьбы, украшавшей английские церкви, — немало сатирических или просто весёлых сюжетов, рождённых фантазией мастеров-резчиков. Простонародная литература тоже насыщена шутками, пусть не всегда остроумными и, на взгляд современного человека, подчас даже кощунственными, как в пародиях на Библию или на церковные богослужения. Однако средневековый человек сдабривал религию изрядной толикой веселья, не испытывая при этом замешательства: в «мираклях»[6], предназначавшихся для того, чтобы в доступной форме обучать священной истории, порядком было грубого фарса, а примеры, которыми проповедники подкрепляли свои речи, очень часто бывали в большей степени забавными, чем поучительными. Однако вера наших предков была совершенно искренней, и, по-видимому, религия так тесно переплеталась с их жизнью, что никому просто не приходило в голову оберегать её от соприкосновения с шуткой. Даже в религии той эпохи многое свидетельствует о незрелом, полудетском складе ума, который, как мы видели, был свойствен Средневековью. С одной стороны — детская простота и буквальный характер верований, помогавшие средневековому человеку без недоумения принимать учение Церкви, с другой — не чуждая страха, детская любовь ко всему таинственному, побуждавшая наших предков видеть в каждом необычном происшествии чудесное проявление добрых или злых сил. Как следствие, средневековая литература изобилует историями о колдовстве и привидениях. Солидные хронисты, описывая великие битвы и деяния королей, будут рассказывать о человеке, который случайно попал на празднество фей и выкрал их золотую чашу, о водяном, пойманном у берегов Эссекса, о ведьме, чьё тело было унесено демонами из церкви, где оно покоилось, или о призраке нечестивого священника, что объявился в своём приходе и убивал всякого, кто отваживался повстречаться с ним.
До сих пор мы вели речь о душевном настрое жителей средневековой Англии, пытаясь в самых общих чертах обрисовать их отношение к жизни. Однако необходимо также обратить внимание на то, как было устроено общество. Историческая эпоха не знала такого периода, когда все люди были бы равны, и потому, как только дело касается отдельных слоёв общества, приходится вносить соответствующие уточнения в общие суждения относительно условий жизни в то или иное время. Английское общество средневековой эпохи, по крайней мере после прихода нормандцев, можно сразу разделить на две половины: духовное сословие и сословие светское. Духовенство, которое теоретически должно было радеть о спасении души, видело своего земного главу в Папе, следовало собственным законодательным установлениям, имело собственные суды и отличало себя от светского сословия, подчинявшегося королю. Светское сословие мы можем разделить на три категории: знать, купечество и рабочий люд — и те же три категории выделить в духовном сословии, где это будут, соответственно, прелаты (епископы, влиятельные аббаты и приоры), «чёрное» духовенство (монастырская и нищенствующая братия — профессионалы в деле религии) и рядовые приходские священники с капелланами.
Несмотря на явные отличия, границы между этими прослойками общества на деле были размытыми. Даже грань между духовным и светским сословиями не была чёткой. Одо, брат Вильгельма Завоевателя, являлся одновременно епископом Байё и эрлом Кентским, епископы Даремские не просто возглавляли свою епархию, но также считались лордами палатината Дарем, вследствие чего на одной стороне принадлежавших им печатей они изображались в епископском облачении, а на другой — на коне в полном доспехе. Автор XII века сетует на то, что прелаты стремятся подражать светской знати: «Клянётся ли в чем-либо рыцарь, вслед за ним так же поступает епископ, принося ещё куда более немыслимые обеты. Соберётся ли рыцарь загнать дичь, епископ тоже должен отправиться на охоту. Похваляется ли первый своими ловчими птицами, и для другого они — единственная отрада. Плечом к плечу верхом вступают они в сражение и бок о бок заседают в суде или в палате Шахматной доски
