Суда «Фьюри» и «Гекла» под общим командованием Вильяма Парри провели нелегкую зиму и встретили новый, 1823 год у северо-восточного побережья полуострова Мелвилл, в американской Арктике. Совсем недавно прекратились морозы и вьюги. На палубах до сих пор оставались неубранными временные зимние надстройки, и эти сооружения, грубо сколоченные из неструганых досок, живо напоминали о тех днях, когда лед намерзал в печных трубах, несмотря на то что судовые печи топились круглые сутки.
Припай заметно посерел и становился ноздреватым, но все еще цепко держал корабли в своих оковах. Суша же, почти свободная от снега, с каждым днем зеленела все ярче. С обрывов ближайшего к кораблям островка вперегонки мчались к морю ручьи, и их веселый звон переплетался с неумолчным хором птичьих голосов. Трудно было усидеть теперь в сырых и сумрачных судовых помещениях. Свободные от вахт люди то и дело уходили на берег, на охоту. Возвращались они, как правило, с солидной ношей битой дичи — гусей, уток, куликов. Бывал на суше и лейтенант Росс. Он тоже приходил с добычей, но часто это были лишь камни или растения, а принесенные им птицы, несмотря на то что добыть их было подчас не легче, чем приличную дичь, не вызывали у кока большого интереса.
Двадцать третьего июня Росс вернулся на корабль особенно довольный, хотя в его полупустом ягдташе лежали всего лишь две небольшие чайки. Птицы скорее всего относились к неизвестному до сих пор виду и еще в тундре поразили Росса своей необычной внешностью. Казалось, они несли на своем оперении отблески солнца и залетели в этот неприветливый край из какой-то страны сказок. Даже от мертвых чаек нельзя было оторвать глаз. Над ними словно струился, наполняя собой тесную каюту, неся тепло, нежный розовый цвет. Чтобы полюбоваться птицами, в каюте Росса побывали едва ли не все офицеры и матросы с обоих кораблей.
В этот день орнитологам и была задана загадка, разрешить которую, и то отчасти, удалось только спустя восемьдесят с лишним лет.
Осенью 1823 года экспедиция Парри благополучно достигла британских берегов. Впервые попали в руки зоологов и добытые Россом чайки; одну из шкурок он подарил музею университета в Эдинбурге. Специалисты подтвердили догадку Росса: пернатые действительно относились к неизвестному виду. Вскоре появились и их научные описания. Вначале, конечно с полным основанием, птица была наречена чайкой Росса (Larus rossi). Однако этот «крестный отец» смог опубликовать свои изыскания только в 1825 году. Статья другого орнитолога, описавшего тот же образец месяцем-двумя позже под именем розовой чайки (Larus roseus), была напечатана уже в 1824 году. Справедливость на этот раз не восторжествовала. Согласно принятому у систематиков правилу приоритета, птица стала известна в науке как розовая чайка.
Удивительное совпадение! Вновь увидеть розовых чаек, теперь уже в Баренцевом море, к северу от островов Шпицберген, довелось опять Джемсу Россу. Произошла эта встреча в июле 1827 года. Он снова был спутником Парри, участвовал в экспедиции к Северному полюсу и стоял на мостике все той же верной «Геклы», с которой познакомился еще четыре года назад.
Третья по счету из известных в науке розовых чаек наблюдалась и была добыта в феврале 1858 года на острове Гельголанд в Балтийском море. Находка окончательно сбила с толку орнитологов: где же искать родину птиц?
Следующая встреча с розовыми чайками произошла спустя еще двадцать один год. Обнаружили птиц участники американской экспедиции на «Жаннетте» осенью 1879 года в Чукотском море, невдалеке от острова Геральд.
Наступил октябрь, близилась полярная ночь. Часто шел снег, то липкий, то сухой и колючий. Когда рассеивались сумерки, а случалось это незадолго до полудня, было видно, что море до горизонта забито ледяными полями. Наползая одна на другую, льдины со скрежетом терлись о борт судна. Иногда они расходились, показывалась черная полоса воды, но тут же, на глазах, разводье подергивалось мутной пленкой молодого льда. Исчезли пернатые и даже тюлени. Жизнь, казалось бы, уже замерла здесь до весны. Во всяком случае меньше всего можно было рассчитывать сейчас на появление розовых чаек. И тем не менее они появились. Птицы были неторопливы и, похоже, чувствовали себя в родной стихии: облетали полыньи, опускаясь над ними, иногда садились на воду или на лед. Скрывались чайки, так же как и являлись, неожиданно, вдруг растворяясь в низком сером небе. Были это и старые птицы в своем празднично-розовом оперении, и окрашенные более скромно молодые. Они пролетали и поодиночке, и небольшими стайками. До тех пор пока полностью не воцарилась полярная ночь, натуралист «Жаннетты» профессор Ньюкомб отмечал их в своем дневнике почти ежедневно. Несколько чаек ему удалось подстрелить.
