В свет отходя, они мне свет свой лили,
И свет их гудом наполнял проем
Дверной, пока в сознании моем
Зрачок и ухо зримое делили.
Лучи в отвес добела раскалили
Под солнцем изнемогший камнеем
Двора, и мухи пели: Мы снуем,
Снуем, снуем... Нас злили, нас озлили...
Свет ест глаза, я сощуряю глаз
И подвигаюсь медленно к порогу,
И в перешаге поднимаю ногу.
Рука на косяке. Сейчас, сейчас...
Вот смотрит глаз, он выплыл понемногу -
Воспоминаньем о себе, о нас.
Воспоминаньем о себе, о нас -
Глядит одно внимательное око
Из хижины, не обжитой до срока,
После которого Господь не спас.
Как удивительно пришелся паз
Запястью, побелевшему жестоко.
Все тихо -- ни притока, ни оттока.
Как изумительно мерцает глаз!
Ах, если бы не мух веселый сглаз
На соты стен с торчащею оливой,
То глаз бы, в самом деле, был счастливый.
Он не счастлив, но не несчастлив. Нас
Без огорченья видит, терпеливый,
Как этот страшный светоносный час.
Как этот страшный светоносный час
Над этой Богом кинутой равниной,
Оставлен женщиною и мужчиной,
Глядит печально одинокий глаз... -
-- Сократ, нам кажется, что этот глаз
Уже не парный орган, а единый, -
Пусть он скорей второю половиной
В своем проеме явится для глаз. -
-- Да, ибо видеть вас не научили
Полусокрытое и те ряды
Меж каплею и каплею воды,
Что миг от мига в часе отличили, -
Однако в этом нет большой беды,
Тревогам чьим зачли и поручили.
Тревогам чьим зачли и поручили
Наш жалкий мозг? Волненьям суеты
Иль света? Приключеньям нищеты,
Подобной грубому бруску в точиле?
Кого когда невзгоды научили?
Кого отторгли в звук у немоты?
Кого поставили в виду меты?
Кого несчастьем вдрызг не промочили?
Кто нищенством не наслаждался всласть,
Чей ум -- нежнее, чем порок иль власть,
Безумства голода не искусили?
Кто вожделеннее, чем в славе пасть,
Не жаждал в безызвестности пропасть,
Чудовищной не подпадая силе?
Чудовищной не подпадая силе,
Готовой расплощить живой улов,
Стоит ребенок, хил, большеголов,
Каким на свет явиться напросили.
К тому ж его как будто раскусили:
Вдоль тела, словно хлеб, он преполов, -
Шрам, поделивший надвое, лилов,
Сам полу -- в свете, полузагасили.
И левый глаз, что так собой угас -
Добыча тени, ночи порожденье, -
Полупонятье и полувиденье.
И льется беспощадный яркий час
Горячего, как слезы, полуденья
На пол-лица и на непарный глаз.
Терзающей неискушенный глаз
Нам предстает картина смыслом в вополь:
Вы с Севера входили ль под Акрополь
В лучистый зноем полдень или в час? -
Скала планетой движется на вас, -
Форштевнь ковчега ли, волна потопа ль, -
И подступает тень ее под тополь,
Непроницаемая, как заказ.
Клубится свет вокруг скалы тяжелой,
И все, что высится с гранитных баз,
И самый воздух сзади -- мнится полый.
Увидев этот призрак только раз,
Носимый земно прихотью эолой,
Легко поверить в муку без прикрас.
Легко поверить в муку без прикрас
Любой прозекции тенераздела, -
Во мне, живом, соседствуют два тела,
Сосуществуя порознь, но и в раз.
Но вам, глядящим, кажется как раз,
Что весь я -- в плане правого придела.
До левого вам, точно, нет и дела,
Да есть ли то, чего не знает глаз?
О, вас не заручить подобной гили:
Стрельнуть навстречу выдумке старух,
Скажите, вам, философам, с ноги ли?
Ведь это не в шишиг среди яруг,
Поверить -- в суть железную, не вдруг
Живого подводящую к могиле.
Живого подводящую к могиле,
Зачатую с живым в живом яйце,
Ложеснами исшедшую в конце
Девятилунья в колотьбе игили, -
Оставшуюся жить, когда погили
Спасенья не нашедшие в Творце,
Курорт устроившую во дворце,
Где до того одни лишь боги згили, -
Бессилен запятнать живой язык.
Для мертвой вещи он не знает знака.
Ах, имя есть ей... вот оно: Однако!
Не знаю перевесть на наш язык
Я это слово. Есть во мне, а на-ка! -
Не может перевыразить язык!
Бессилен перевыразить язык
То, из чего язык сей был составлен, -
Так, если завтрак специей приправлен,
Что объяснит в ней ваш заядлый мык?
Однако -- не одних лишь горемык
Ингредиенция, Однако втравлен
В самой души исток, ну, как средь трав лен, -
Трава -- травой, не скажешь ведь, что смык.
Чем в человеке менее в осуду,
Чем праведней других, чем чище он,
