Как взыскивают боги: се грядут! -
Кобылы в ужасе ушми прядут.
Жуки слышнее в дубе заточили.
Гремят в кимвалы и кричат: Идут! -
Кому бряцать и кликать поручили.
Кому бряцать и кликать поручили,
Тот рад бездельничать. Бросают фрахт
Суда, и поднимаются из шахт
Все те, кого мы в шахтах заточили.
Мы, правда, их слегка переучили
На пахту в недрах мозглых гауптвахт, -
Бросают вахту и бегут от пахт,
Которых не успели, не всучили.
Вон, как глаза от света закосили,
Вон, как, не скалясь, улыбнулся рот,
И волос с них теперь не упадет.
От эманации земли вкусили,
Сполна вкусили, и не смерть их ждет,
А чистый пух земли, где отдых в силе.
О чистый пух земли, где отдых в силе,
Ты разомкнул тяжелых глин червец,
И в воздух вышел за пловцом пловец, -
Почуяв их, собаки взголосили.
Из тех, кого не ноги их носили,
Кто нес ковчежец, а кто поставец, -
Иной плешивец, а иной вшивец, -
И только ветер запахи месили.
Открылся каждый гинекейский лаз,
И женщины, прекрасны, безобразны,
Худы и полны, и разнообразны, -
Явились молча и с точеньем ляс,
Контагиозны или не заразны -
На самоличный лад, на разный глаз.
На самоличный лад, на разный глаз,
Но все Тезеи, а не то и -- Фебы,
Выводят под уздцы коней эфебы
Продемонстрировать высокий класс.
А иноходцы -- кожа их атлас,
Ах, тоньше, лучше, но в какой графе бы -
Знай бьются, вьются так, что и строфе бы
Алкеевой такой счастливый пляс!
Вот он взлетит на крышу, как кораз,
Нет, выше, зорче, пластая копыта,
Оставит на лазури мгу сграффита.
Но виснет юноша на нем как раз,
На землю возвращая неофита,
Прекраснейшую птицу без прикрас.
Прекраснейшую птицу без прикрас
Являет человек в седле, с ним рядом
Еще один -- своим спокойным взглядом
Упорство разлагает зверьих рас.
По рысакам попона иль аррас -
Меж тем, как воздуха по женским лядам,
Струятся вниз трепещущим каскадом
Иль стягивают стан броней кирас.
Средь этой гомозни гнедой и гили
Тряпичатой, и потного сырца,
Где, как подковы, цокают сердца,
Где каждый, словно флюгер на нагили, -
Ни на мгновенье выдумка творца,
Мужая, не приблизилась к могиле.
Повинно времени, но не могиле -
Все трогается, плещущий поток
Беспечно срезал Северо-Восток
И растянулся в тонкой загогиле.
Уже и битюги пробитюгили,
Им вслед прогалоппировал пяток
Повозок, обозначивший подток
Подопоздавшей, как всегда, рангили.
Но сутолки довольно и без их
Веселой помощи там, в гуще цуга:
Один уздой свирепой давит друга,
Всплеснувшего, как смерч и как язык,
Которым в полночь лижет звезды вьюга,
Когда молчит любой другой язык.
Но не молчит пленительный язык
Шалуньи-музыки -- она подкопы
Ведет, сверкая шанцами синкопы,
Сама себе и отзывы, и зык.
И дароносица, и козлобык
Стопами попадают точно в стопы,
Сменяются триглифами метопы,
За клобуками семенит хлобык.
Флейт и кифар веселую побуду
Прекрасно празднуют: ликейский хор
Хорошеньких мальчишек-хорохор...
Я вам еще из памяти добуду
Полуувядших нежных терпсихор,
Кого перечислять уже не буду.
Кого перечислять уже не буду, -
Так это гвалт, галдеж, визгу, содом,
Кратеры, возносимые с трудом,
Как подобает полному сосуду, -
Кадильниц, кубков, ваз, -- вообще посуду,
Что нынче украшает каждый дом,
Равно тех, кто ведет и кто ведом, -
Поскольку имена всегда в осуду.
Добавлю к этому, что всяк -- винник
Вольготно принятого соучастья -
Его и устроитель, и данник.
Если хотите, веский смысл причастья
Здесь в добровольности, оно бесстрастья
Высокого и светлого родник.
Высокого и светлого родник -
Бессуетность, покой, самодовленность;
От них и мига чистого нетленность,
Несхожесть лиц, движений и туник.
Аттических героев пятерик
Предводит им, висков их убеленность
Оправдывает медленную леность,
С какою каждый шествует старик.
За дипилонову выходят буду
Дозор и авангард, дабы принять
Богов Эллады, -- надо ль объяснять,
Что бог есть бог, так объяснять не буду, -
Их перечислю я, дабы пенять
Мне не смогли, когда кого забуду.
Поправите, когда кого забуду:
Афина, Гера, Аполлон, Гермес,
Краса торжественная без примес,
Любезная и вечности, и люду;
Нептун с Плутоном, терпящим простуду,
Деметра-мать и молневик Зевес,
