Таинственным, как музыка Массне,
Вы грезите, а в лепестках жонкилей
Спит мотылек Толстого иль Мане,
Колебля снег запятнанных воскрылий.
Что Ваша муза в белизне воскрылий -
По-летнему ль она все так щедра?
Все так же ль снизу льют, как из ведра,
К Вам грязь и дрязги словомутных силей?
Ах да, насчет все тех же инезилий -
Н.Н. все так печальна и мудра?
Что говорит по поводу одра,
Терзавшего ее в тени шармилей?
Привет ей, если помнит обо мне,
А если вдруг к тому ж и не серчает -
Тогда... ну что ж, тогда привет вполне.
Скажите ей -- племянник Ваш скучает
Без общества и двойки получает
Иссиня-черные на белизне..."
"Иссиня-черному на белизне
Воронежской племяннику Антоше,
О тете вспомнившему по пороше
И слава Богу, что не по весне.
Что делать? Видно, музыка Массне
Способна вызвать в памяти апроши,
Иль потянуло с хлеба на бриоши -
А вспомнил тетушкино мулине -
Но пусть причины ясны невполне,
Бог с поводом, что б им тут ни явилось,
Важнее будет, что письмо явилось
Венцом размыслия наедине -
Досуг был, и желание явилось
Излить себя в чернил голубизне.
Ну вот он, мой ответ, в голубизне
Уже других чернил -- без проволочки.
Не вышиваю ныне, шью кусочки
Цветной лузги в закрай на полотне.
Соседи крайне надоели мне,
И я от них бегу в поля да в строчки.
Н.Н. к нам часто меряет шажочки,
Она тобою занята вполне.
Придя, садится средь моих зимбилей,
Но разговор у нас не о тебе -
А все вокруг нарциссов и форшпилей.
При ней хромой Д.Т., да он ни бе,
Ни ме в цветах и в музыке, ничто себе,
А вот взлететь недостает усилий".
"...Так, Тетушка, я не щадил усилий,
Чтоб быть с ним ближе, он ведь уникум,
Хорошие слова и каракум -
Подчас в основе дружеских идиллий.
Всему виной мой норов крокодилий,
Я потерял с ним дружбу, а ведь ум!
Что поразительно -- он однодум
Средь этих всех теперешних мобилей.
И то -- знаток и имитатор стилей
Он преотменный, и его-то стих
Совсем не то, что фейерверк шутих.
Он плавен, точен, без обычных свилей
В манерничанье ритмом, с ним постиг
Я стих как анфиладу перистилей.
Стих -- родствен анфиладе перистилей -
Что удивительно! Во всем расчет!
Его строфа архитектурный свод:
Гейсон и фриз, но прежде -- эпистилий.
Не только что гренад, но и кастилий
Всех нынешних он полный антипод,
Не знаю, как, но рифмам придает
Он тяжестость отливок из кокилей.
И жаль -- неоценен мной в новизне,
Заметен, но нисколько не занятен,
Увы -- снежком расстрелян Саломатин,
А что бы стоило сдержаться мне,
Зрачки ему продрать от снежных патин
Тогда в циркумференций кривизне!"
"...Неудивительна при кривизне
Твоих понятий этакая крайность -
Я далека, чтоб усмотреть случайность
В такой, казалось бы, простой возне.
Напротив, все сильней сдается мне -
И для тебя пускай не будет тайность -
Что есть чрезмерность, да и чрезвычайность
В твоих "снежках" -- и по твоей вине.
Варнак ты этакий, ответь-ка мне,
Где ты такое обращенье видел?
Тебя так кто когда-нибудь обидел?
Итак, ты виноват пред ним, зане
Он сирота, он ласки и не видел
На лестницах, застывших в крутизне.
-- По лестницам, застывшим в крутизне, -
Он пишет мне в открытке остроумной, -
Антон Ваш бегает, как полоумной,
Шныряя в двор без шапки и кашне. -
А вот в другой разок, уж по весне:
-- Антон Ваш что-то стал благоразумной,
Не носится, как прежде, многошумной -
Теперь лежит, бедняк, в карантине. -
Вот телеграф из ваших "перистилей"
(Пришлось побеспокоить докторов):
"Жидков прекрасен и вполне здоров
Диагноз растяженье сухожилий
Отличник в четверти майор Петров"
А все огрызки, как их там? -- кандилей!"
"Ах, Тетушка, да что же нам с кандилей,
Когда б не травмы, да не телеграф!
Так что майор Петров, пожалуй, прав
Хоть в том, что и в кандилях -- без идиллий,
Да я уж на ногах -- хоть для кадрилей,
И годика четыре так вот здрав,
Вам подтвердит и Саломатин -- брав,
И если не берилл -- как раз бериллий.
Покамест на поверку нас гобой
Не позовет пред зеркало под лампы,
Летаю взлягушки, как зверь из пампы.
Потом поверка -- "Новиков! -- Прибой!"
"Жидков! -- На баке!" "Бондарчук! -- У рампы!"
А как проверят нас -- тотчас отбой.
А по отбое же гитарный бой
