Пространства, стоит вспомнить мне: Иди! -
Шепнутое сестрою мамы Лели.
О, как я понимал их! Ну доколе
Мной будут в лужах всплеснуты дожди
И телефоном встряхнуты вожди,
И родственники все, как на приколе.
Я понимал их... но А.И. каков!
Как он позволил им меня уволить!
Как тетя Ира им могла позволить
Угнать того, кто, как она, Жидков.
Теперь, конечно, станет мне мирволить,
Как этот луч из глубины веков.
Как этот луч из глубины веков
Меня смущает! Анадиомена!
Она прозрачней, чище, чем Селена,
Что из перистых смотрит облаков.
Вот тетя Ира без обиняков! -
Не чересчур проста, но не надменна,
Селены ниже, но вполне надпенна -
Вне всякой дымки, вне любви, вне ков.
Еще не Тетушка, уж не Ирина
Михайловна! -- а шаг не пустяков
К прозванью "Тетушка" -- как ни смотри на
Различье меж букетов и пуков
С лилеей нежной полевого крина,
Сияющего там, вне облаков.
Ах, тетя Ира -- там, вне облаков,
Теперь Вы светите -- непостижимо
И невозможно как недостижима -
А я смотрю отсюда, я, Жидков -
Жидков Антоша, а не Жидюков,
Как на поверках врут невыносимо, -
Иль это имя так произносимо? -
Ответьте тихим языком листков.
А у самих у них -- глухой я что ли -
Что за фамильи? Произнесть Вам? Нет?
Нет?! Ладно, ладно, знаю, что, не след -
Ей-богу, там нет только до-ми-соли! -
И отвечает тихой дрожью свет -
Свет Анадиомены в каприфоли.
Свет Анадиомены в каприфоли
Томителен и влажен. Ах, теперь
С разбега в Хомутках сорвать бы дверь,
Почуяв резкий ветер в окна -- с воли.
Перегоняя тень свою мне б в поле
Храпя нестись -- как будто дикий зверь -
Чтоб где-то промеж ног мелькали Тверь,
И Хохлома, и Витебск, и Ополье.
Так нет же! Не такая мне звезда
Теперь! Мне предстоит собой в неволе
Тихонько сублимироваться, да!
Забыть все то, чем некогда кололи,
В чем столько было правды и вреда,
И врать с сугубой точностью буссоли.
С сугубой, честной точностью буссоли
Мои глаза устремлены к Москве -
Гоню ли мяч по срезанной траве
Иль ем картошку мятую без соли.
Мету ли мусор в выпачканной столе,
Копаюсь ли в постелишной хиве,
А глаз уж ищет за окном в листве
Сияющую дырку в станиоле.
Сколь мною недоволен Ермаков
За то, что вовсе нет меня на русском,
Хотя я, в общем, здесь же, в смысле узком, -
Не здесь я! -- Да сойдите ж с облаков! -
Так возгласом, что лошадь недоуздком,
Мечту осадит, только я ж таков -
Мечта неуязвима для штыков,
Ее лишь нудят окрики начальства,
С ней никогда не сладит зубоскальство,
И ей ничто чесанье языков,
-- Пойдем поговорим со мной, Жидков,
Но чур мне -- без смиренного чехвальства, -
Когда я заступаю на дневальство,
Мне говорит дежурный Ермаков.
Иду с ним в морок Красных уголков
И чую -- будет говорить о главном.
Он приглашает сесть, как равный с равным,
Недоросля двенадцати годков
Возле окна, где с нами равноправный
На постаменте высится Жидков.
И Ермаков мне говорит: Жидков,
Я бы хотел, чтоб вы мне без почтений
Поведали круг ваших беглых чтений -
Но только в лоб и без обиняков. -
-- Мой круг, -- я морщу лоб, -- ну, он таков -
Ну, прежде -- жизнь микробов и растений,
Да проза всяческих хитросплетений...
-- Какого вида? -- Да без ярлыков. -
-- А все же? -- Видите ль, меня пороли
В младенчестве за фальшь -- я в детстве пел.
Писатель же фальшив всегда -- по роли.
Тем более фальшив, чем преуспел
Он боле в описаньи видов боли:
Вся разница меж них в самоконтроле.
Да я ведь преуспел в самоконтроле -
Так я могу сказать вам, что фальшив
Любой реалистический мотив,
Любое зеркало, но фальшь и в Тролле.
Тоска прыщавой девушки по дроле,
А дроля трудовым потеньем жив,
И все в среде, ей имя -- коллектив, -
Вот реализма суть без бандероли.
Таких писателей я б сократил
В счет, скажем, производства камамбера...
-- Неужли и Бальзака? -- И Флобера! -
-- Но Чехова? -- И Горького! -- Хватил! -
Тут он орал: Негодник! Черта с два те! -
Так что во сне я вскакивал с кровати.
-- А чем вы... дома... лежа на кровати? -
Спросил он, думая меня задеть.
-- Я "Детство" Горького мог проглядеть,
Но не читать же вслух -- с какой же стати?
Лет с четырех, как начал я читать и
Задумывался, как мне время деть,
Решил я к реалистам охладеть -
