Последовала тревожно долгая пауза.
– За молчание она пообещала мне денег, – наконец продолжил он. – Она угрожала изувечить и убить меня. А затем рассказала мне все. Ей нужно было, чтобы приют в Фортифут-хаусе функционировал как можно дольше, и дети всегда были у нее под рукой. Естественно, если бы появился хоть намек на попытку растления или убийства, приют тотчас закрыли бы, а детей забрали.
Скажу вам прямо, мой дорогой сэр, Фортифут-хаус – это не что иное, как продовольственная кладовая для одного из самых страшных существ, когда-либо обитавших на этой Земле. Кладовая, набитая живыми детьми.
Я во все глаза смотрел на молодого мистера Биллингса, он, в свою очередь, тоже пытался смотреть на меня, но, видимо, из-за переполняющего чувства стыда вынужден был отвернуться.
– Мне нужно идти, – сказал я. – Не знаю, благодарить мне вас за то, что вы мне рассказали, или проклинать.
– По крайней мере вы можете спасти Чарити, – сказал он. – Увезите ее от Фортифут-хауса как можно дальше. И сами уезжайте. Бурый Дженкин не сможет преследовать вас слишком далеко.
– А другие дети? Я только что встретился с некоторыми из них на площадке.
– О да. Это они разбудили меня своими перешептываниями и беготней. Боюсь, вы не сможете забрать их с собой. Если бы вы только могли!.. Но тогда Бурый Дженкин в ярости убьет вдвое больше детей. Это совершенно неуравновешенный и иррациональный тип.
– Но дети ведь все равно умрут. Я видел их надгробия.
– Судьба не является чем-то неизменным, мой дорогой сэр, как вы уже поняли. Что, если бы вы оставили вашего преподобного друга под половицами? Что, если бы вы не рискнули вернуться? Наша судьба всегда в наших руках, мой дорогой. Парадокс только в том, что мы не пытаемся изменить свою жизнь, когда можем.
Он взял мою руку и крепко сжал. Я испытал невероятно странное чувство – меня держал за руку человек, умерший сто с лишним лет назад. Мне показалось, будто я несусь по американским горкам и вот-вот нырну в пустоту. Теперь мне было понятно, как люди сходят с ума.
– Я разрешил Бурому Дженкину забрать шестерых детей, – сказал он. – Я сказал себе: если бы они не приехали сюда, в Фортифут-хаус, они все равно погибли бы в лондонском Ист-Энде – от голода, беззащитные перед жестокостью и сексуальным насилием. Потом, когда Кезия начала давить на меня, я разрешил ему забрать еще шестерых. Но оправдывать себя стало значительно труднее. Теперь она требует еще шестерых. И я знаю, чем это закончится, если я не предприму решительные меры.
– И что вы собираетесь делать?
– Отправиться в будущее, – ответил Биллингс. – Отправиться на самый край времени и остановить это чудовище, прежде чем наступит Обновление. Прежде чем будущее Земли навсегда будет обречено.
Я посмотрел на часы. Меня не было уже почти полчаса, и Дэнни с Чарити, наверное, беспокоятся, куда я пропал.
– Мне нужно возвращаться, – сказал я. – Я еще не уверен, что в состоянии все это понять. Не понимаю, почему Бурый Дженкин не может вернуться из будущего и предупредить Кезию о том, что вы собираетесь сделать.
– Потому что сейчас, в ноябре 1886-го, я нахожусь в своем реальном времени. Вы можете уйти, но, если завтра вы вернетесь, я по-прежнему буду здесь в ноябре 1886-го. И в моем мире пройдет столько же часов и минут, сколько и в вашем.
– Вы меня еще больше запутали.
– Поверьте мне, – сказал Биллингс, – мы можем спасти детей, если попытаемся. Я уверен в этом. Если не сможем, значит, я заслужил то, что уготовано мне Богом.
– Вы хотите знать, что именно? – спросил я его.
Он покачал головой:
– Я очень хорошо себе представляю. Скорее всего, безумие и смерть. Я чувствую, как эти двое уже гложут меня. Но я не хотел бы услышать об этом от того, кто знает наверняка.
Я открыл ворота сада и шагнул во тьму между деревьями. Фортифут-хаус чернел на фоне неба. В темноте он походил не на английское здание, а скорее на турецкую крепость или утес посреди невероятно далекого мира. Я поднялся по тропе, пересек мостик через ручей и направился через лужайку к дому. Прудик в ночном сумраке был похож на серебристое окно – окно, смотревшее прямо в страшную, недосягаемую бездну. Если упасть в него, можно улететь прямиком в небо.