Кюль согласился.
Однажды утром в начале мая Кюль со своими двумя спутниками уехал из крепости по пути в Италию.
На полдороги от Неаполя государственный секретарь писал канцлеру:
«Всё идёт хорошо, но мне стоит большого труда удержать моих спутников от пьянства и уговорить их, чтобы они не шумели. Я замечаю подозрительных лиц, следящих за нами».
Кюль также сообщил, что он случайно заметил, что паж царевича принадлежит к женскому полу; это известие очень позабавило старых дипломатов в Вене.
Подозрительные лица, о которых писал Кюль, были Румянцев со своими людьми. Предупреждённый Веселовским, Румянцев зорко наблюдал за крепостью и от его бдительности не ускользнул отъезд царевича. Он последовал за ним на почтовых в Италию и не терял его из вида. В Мантуе Румянцев догнал царевича и известил об этом Веселовского.
Почти одновременно царевич и Румянцев подъехали к воротам Неаполя. В этом городе Румянцев потерял следы царевича. Но он теперь знал, где находится Алексей и где долго нельзя было его скрывать. Румянцев вернулся в Вену, чтобы сообщить обо всём своему начальнику. Веселовский тотчас же послал его в Петербург с подробным донесением государю.
Через некоторое время польский посланник в Риме сообщил Веселовскому точные сведения о местонахождении царевича: сын Петра был заключён в замке Ст. Эльм в Неаполе. Веселовский немедленно известил царя, находившегося в это время в Сна, об этой важной новости и запросил новых инструкций. Но царь уже до этого отослал Румянцева в Вену в сопровождении одного из своих искуснейших советников — Петра Толстого.
Толстой очень хитрый человек, когда-то изучавший в Венеции искусство кораблестроения, знал Италию и говорил по-итальянски. Пётр дал ему подробные письменные инструкции и собственноручное письмо к Карлу VI. Толстой должен был со всей ясностью показать императору, что его поступок по отношению к союзному государю и отцу семейства неблаговиден, и настаивать на письменном ответе. Если Толстому не удастся достигнуть выдачи царевича, то он должен выпросить позволения переговорить с узником от имени отца и постараться убедить Алексея подчиниться требованиям царя и возвратиться в Россию, обещая ему отцовское прощение.
Толстой добился в Вене дозволения ехать в Неаполь и увидеться с царевичем. В тот же день, как Толстой уехал в Италию, из Вены послан был курьер к неаполитанскому вице-королю, графу Дауну, с инструкциями от императора Карла: «Вы примете Толстого е почётом как уполномоченного Петра I. Вы немедленно назначите день и час свидания его с сыном царя, но вы должны предупредить об этом царевича за несколько часов до встречи. Если царевич откажется принять посланника царя, то объявите ему мою непременную волю, чтобы это свидание состоялось. Вы или кто из ваших подчинённых будете присутствовать при их разговорах. Податель сего знает русский язык и может вам служить в этом случае толмачом. Примите меры предосторожности, чтобы никто из москвичей не мог оскорбить царевича рукоприкладством: москвичи — люди, способные на всё. Если царевич согласится последовать за Толстым и возвратиться к отцу, то вы его немедленно выпустите на свободу. Если откажется, то он должен вам изложить письменно причины своего невозвращения на Родину и также его желания, которые вы сообщите мне. Можете ему сказать, что гнев его отца возбуждён преимущественно переодетой женщиной, которую он везёт с собой, и что удаление её облегчит примирение с царём. Но было бы хорошо узнать намерение царевича прежде, чем он успеет поговорить с этой женщиной, так чтобы она не могла побудить его к сопротивлению».
Граф Даун понял, что венский двор не требует от него слишком усердно заступаться за Алексея.
Толстой и Румянцев прибыли в Неаполь и тотчас же представились вице-королю. Последний принял их со всеми возможными почестями и обещал им устроить свидание с царевичем послезавтра в его собственном дворце.
Царевич с ужасом узнал о прибытии Толстого. Пришлось передать ему формальное приказание императора, чтобы он согласился на свидание с посланником Петра. Когда двадцать шестого сентября его привезли во дворец, он находился в состоянии, достойном сожаления: бледный как смерть, он дрожал всем телом. Толстой передал ему письмо от Петра, которое заканчивалось следующими словами.
