Открытие, скажем прямо, оказалось сенсационным, поскольку Музой поэта оказалась та самая Лаура, которую воспевал другой великий поэт, Петрарка.
Именно ей, жившей несколько сот лет назад, посвящал Шиллер свои юные восторги, и именно с ней делил свое грустное одиночество.
Впрочем, кое-кто поговаривал и о некой Луизе-Доротее, Вишер, смазливой блондинке, вдовы военного, в мебилированных комантах которой жил одно время Шиллер.
Эта была, что называется, веселая вдова, и вполне возможно, что Шиллер на самом деле тянулся к этой женщине.
Однако на Лауру вдовушка явно не тянула.
Впрочем, кто знает, игра воспаленного воображения способна на многое. И та пламенная и, что самое главное, нерастраченная страсть, которую носил в своей душе поэт, и подвигнула его на написание прекрасных стихов.
Увидел же Александр Блок в обыкновенной Любови Менделеевой свою Прекарнсую Даму.
Да и не сама женщина важна в таких случаях, а тот самый толчок, который она может дать. А все остальное доделывает гений.
И вполне возможно, именно эта веселая вдовушка заставила Шиллера радоваться и страдать и выражать в стихах выдуманные, но пока еще не реализованные чувства.
В то же самое время в стихотворениях, навеянных выдуманным образом, чувствуется настоящая жизнь.
Впрочем, была и реальная женщина, которая оказала некоторое влияние на Шиллера.
Это была графиня Франциска фон Гогенгейм, любовница вюртембергского герцога Карла.
Она была красива и мила. По каким-то таиснтвенным причинам она вышла за горбатого, но богатого барона Лойтрума, которому, кроме горба, суждено было носить еще рога.
Герцог Карл увидел Франциску и пленился ее красотой. Чтобы иметь графиню поближе к себе, он сделал ее мужа придворным.
Барон должен был ехать впереди герцога в то время, когда сам Карл направлялся в свой дворец в Людвигсбурге вместе с его женой.
В конце концов, барон узнал правду, но возмущаться не стал и предоставил жене полную свободу действий.
В то время Шиллер учился в военной академии, которую герцог часто посещал вместе со своей возлюбленной.
Франциска произвела на семнадцатилетнего юношу сильное впечатление. Ее истинное положение при герцоге его не волновало.
Она была для него, прежде всего, носительницей благородных начал, которыми его фантазия одарила всех представительниц прекрасного пола.
Подкупало его и то, что она делала много добрых вещей, остальное его не волновало.
Именно поэтому Шиллер наделил ее всеми похвальными чертами женщины и в стихах, поднесенных ей в день рождения, называл изменщицу-жену воплощением всех добродетелей.
— Она, — восторженно восклицал поэт, — утешает нуждающихся, одевает обнаженных, утоляет жаждущих, питает голодных. Только при одном взгляде на нее грустящие становятся веселыми, а смерть боязливо убегает перед ней с ложа больного…
Его чувство к Франциске оказалось не минутным увлечением, Шиллер сохранил память о Франциске такой, какой она казалась ему в его молодые годы.
И именно такой он вывел ее в образе леди Мильфорд в своей знаменитой трагедии «Коварство и любовь».
Другое дело, что Шиллер, как и многие другие воспиатнники академии был влюблен в Франциску, как и все воспитанники академии, без цели и смысла.
Эта была та самая «неведомая сила», которая, по словам Блока, влекла его к «неведомым брегам».
Сама Франциска ничем не выделяла Шиллера среди других молодых людей и положила его восторженное стихотворение в один ящик с прочими произведениями воспитанников академии, которые постоянно посвящали ей свои стихи.
Место Франциски в сердце поэта заняла шестнадцатилетняя дочь вдовы Генриетты Вольцоген, с которой Шиллер находился в дружеских отношениях.
Ее сыновья учились вместе с Шиллером.
Вдова не отличалась особой образованностью, однако первое крупное произведение Шиллера, «Разбойники», произвело на нее сильное впечатление, и она с удовольствием принимала его у себя.
Когда герцог Карл запретил Шиллеру заниматься литературой и посадил его под арест, поэт бежал и какое-то время скрывался в имении Генриетты Вольцоген в Бауэрбахе.
Там он и сблизился с ее дочерью.
Однако мамаша, не считая поэта хорошей партией, быстро положила конец его ухаживаниям.
