– А вдруг не враки?
– Вот бедный Громов тоже понадеялся, что это не враки. Потому он и решил отстрелить меня и заодно стать хозяином моих денег.
Вроде бы Сакен говорил то, что думал, но какой-то частью своей души все же сомневался, правильны ли его домыслы и выкладки. Он же помнил тот разговор со мной, когда я заподозрил Громова.
Сакен тогда на все сто процентов был уверен, что Громов не поднимет руку на того, кого однажды спас. Это был общечеловеческий закон. И это был закон для Громова, того Громова, нищего, веселого, красивого, сильного. Да Сакен был жалким азиатским сморчком рядом с тем Громовым.
Что-то такое ему вспомнилось, какой-то разговор то ли с Алей, то ли с Егором или со мной. А может, мы разговаривали между собой. И какой-то термин... ах да… «групповые люди». Видимо, наша компания выработала термин для обозначения тех, кто подчиняется закону: «какова власть – такова масть». И свои пороки они несут как знамя, знамя " современности. И вот индивидуалист Громов оказался таким групповым человеком, а интернационалист и коллективист Сакен групповым не был. Все же не был, несмотря ни на что.
Что же касается Розы… Что ж... для друзей и знакомых Сакена она была жирной наживкой, только ленивый не посмеялся бы над ней и не пнул ее походя. Однако никто из них не оценил ее тихого ухода, того, что она рванула когти из Питера, прекрасно понимая, что там она – чужая. Какие бы глупости ни болтала Роза, вела она себя весьма трезво и правильно. Она поняла, что выиграть свою жизнь сможет только на своей территории. Кроме того, она первая угадала, что Громовых уже два – прежний н теперешний.
«До-ре-ми-до-ре-до!» – пропел звонок.
Я достал пушку и пошел к дверям. Сакену почему-то стало безумно смешно.
– Это прачечная? – раздался из-за двери голос Розы.
– ..уячечная, – ответил я и с пушкой наголо открыл дверь.
Разумеется, Роза была одна.
Сакен почувствовал, что его отпустило.
Что же, он теперь всегда будет так радоваться, если его не предадут? Но тугда надо поклясться, что и сам никого не предашь.
Розалинда была шикарна и просто упивалась ролью шпионки из американского комикса.
– Мальчики! – с порога заговорила она. – Вы ни за что не поверите, но он чуть не изнасиловал меня прямо при ребенке. Ну прям с ходу чуть не завалил!
– А ты чего ж растерялась? – подначил я.
Розалинда сделала умное лицо, которое почему-то было самым глупым в ее мимическом арсенале.
– Ну как ты можешь, Алексей! Я ж понимала, что это нельзя… А с другой стороны, я понимала, что ни в коем случае не должна показать ему, что он мне до фонаря. Я ведь вдова и приехала за ребенком. Я даже пару слез выдавила.
– Розина, ближе к телу. Как он себя вел и что говорил? – опять пришлось прервать ее мне.
– Но я же и говорю… Он набросился на меня.
– Да любит он тебя, любит до смерти! – заорал я.
– Дай мне сказать, или я обижусь. Насчет любви обратись в бюро сексуальных услуг. Дело в том, что до этого он ко мне никакой любви не проявлял.
– А ты, Розанна?
Она потупилась, потом по-дурацки хихикнула:
– Я его провоцировала. Женщина никогда не может примириться с тем, что бывший любовник ее разлюбил. А он прикидывался шлангом.
– Но как же он вдруг так резко сменил манеру поведения? – спросил Сакен.
– Знаешь, Сакен, я постоянно слышу, что я дура. Так говорят или думают. Но я-то чувствую.
Он не исключение, он тоже считает меня дурочкой из переулочка. И уж в чем уверена, так это в том, что он всерьез воспринял мои авансы. Но тогда ему это было не нужно, потому что он все просаживал на одну малолетку. Одна моя знакомая, я ей из Парижа презервативы привозила, почему не услужить человеку, они такие с усиками. Она в кабаке работает, у нее еще такой итальянский тип лица и пудель, королевский, с медалями…
– О Роз-Мари!
– Ну я и говорю, что люблю услужить человеку. А она в кабаке работает, да вот в этом… Ой, не высовывайтесь из окна, могут увидеть… И вот она, ее Манон зовут. Вообще-то она Машка. Так вот Машка мне сказала, что малолетка крутая, вроде как чья-то дочка, забыла чья. У нее два бультерьера прямо из норвежской таможни куплено, и она на Громова запала. Для малолетки он самое то.
