Глава 1
«Умная Маша с вымытой шеей»
Маша ждала от третьего отряда любых злодеяний, любых каверз и оскорблений.
Но вот уже прошло два дня, как она в лагере, уже два дня она работает вожатой, а никаких особенных трудностей нет и в помине. Ребята как ребята. Она уже знает всех по именам, успела провести все полагающиеся выборы… Девочки с первого же дня доверчиво виснут на ее руках, а мальчишки спрашивают, что такое бумеранг и чем он отличается от томагавка. Гм, действительно, чем?..
И рожицы у всех милые, доброжелательные, так что Маше совсем не ясно, почему сбежала предыдущая вожатая, которая работала здесь в июне, в первую смену. Спрашивать у ребят, наверное, непедагогично.
Воспитателем в отряде работает Виктор Михалыч. Этот Виктор Михалыч не намного старше Маши и к воспитанию детей имеет весьма далекое отношение. По правде говоря, воспитателем третьего отряда он только числится, а на самом деле тренирует лагерную футбольную команду, потому что физрук в футболе ничего не смыслит — он только разрядник по плаванью.
Виктор Михалыч Маше нравится, как, наверно, любой молодой девушке понравился бы симпатичный длинноногий паренек. Маша с удовольствием общалась бы с ним почаще, но она видит его только на линейке и в столовой.
Фактически она одна на сорок душ — и вожатый, и воспитатель, и нянька. Это, может, даже и лучше, потому что иначе бы она стеснялась Виктора Михалыча и вела бы себя с детьми так же, как вела с семиклассниками своей школы в присутствии их классной руководительницы. Ох уж те семиклассники…
Машина комнатка находится как раз между спальнями мальчиков и девочек. Фанерные стены не до потолка, поэтому слышно все, что делается в спальнях. До ребят не доходит, что Маша их слышит, поэтому нередко она узнает кое-что и про себя. Странно: и тут ничего дурного.
— Клевая эта вожатая, правда?
— Ага. И фигурка, как статуэтка.
Маша фыркает в подушку. Вот ведь, оказывается, даже фигуру рассмотрели. Мужчины.
— И в парах ходить не заставляет…
— Ага, и по головам, как баранов, не считает:..
Знали бы они, как Маша боится ходить с ними на прогулки… Она действительно их не выстраивает и по головам не считает, но каждую минуту чувствует ответственность за них и про себя не только головы, но руки, ноги, глаза и носы пересчитывать готова. Вот ведь и не знала, как это важно — не показывать, что ты дрожишь за каждого. Надо учесть.
В спальне девочек разговор совсем о другом.
— Оля, а Оля, а ты в кого влюблена?
— Ни в кого.
— Бессовестная, теперь твоя очередь сказать. Все сказали, а ты молчишь.
— Вот и молчу.
— Нахалка.
— Девочки, спать! — не выдержав, кричит. Маша из своей комнаты.
Девочки ненадолго затихают. Потом опять громкий шепот:
— А я знаю, ты тоже в Женьку Лобанова, только ты молчишь.
— Конечно, и она в Женьку… Уж все в Женьку, а ты что, не такая, что ли?
— Ну и в Женьку, а вам-то что.
Машу так и подмывает сказать, чтоб они написали этому Женьке коллективное письмо.
— А я анекдот знаю! — слышится у мальчиков. — Лежит заяц на берегу, а слон купается…
— Знаем мы этот анекдот. Лобан рассказывал.
— Какой Лобан?
— Не был в первой смене, так молчи. Женька Лобанов. Он много чего знает.
— Он еще приедет, завтра или послезавтра. Он с отцом на охоту уехал, ему разрешили опоздать.
— Лобан приедет — дело будет. Из-за него та воспиталка от нас смоталась.
— А чего?
— А того. Он нам всякие случаи рассказывал, а она ворвалась да как завопит: «Почему не спите?!» И отправила Лобана среди ночи зубы чистить. Это она так называла. В одних трусах. А он ушел и не вернулся. Его потом полдня искали, а он в сушилке, оказывается, спал.
— Во дает!
— Он такой, он никого не боится.
Что-то слишком много и в той, и в другой спальне говорят про этого Лобанова. Маша подумала о том, что рано, наверное, успокоилась. Вот приедет этот Лобанов, и тогда начнется. Да и начальница как-то странно предупреждала…
В спальне мальчиков возня. Ясно. Кидаются подушками. Маша встает и идет в спальню.
— Ребята, не кидайтесь… Спать пора…
— Что мы, маленькие, так рано спать?
— А случаи можно рассказывать?
Откуда Маша знает, можно или нельзя? Наверное, нельзя. А почему, собственно? Начальница говорила, что нельзя позволять разговаривать после отбоя, — так ведь сразу-то не уснешь. Наверное, можно разрешить. А вдруг это будет дешевый авторитет? Так ведь все равно не спят.
