Не то что раньше… Все распоясались, а ты испугалась. Представляете, меня из-за нее чуть с работы не уволили. Несла, что хотела, а я не уследила.
Я-то думала, что ты окажешься в первых рядах демократов.
– Я не демократ, я демос…
Пресса расхохоталась, и я почувствовала себя уютно, среди своих.
Народ между тем уже вставал из-за стола, бродил по залу. На возвышении для оркестра появились музыканты. С актуальнейшим на сегодняшний день вопросом подошел –Саша Петров:
– А ты что здесь делаешь?
У него этот вопрос прозвучал совсем не так, как у трех дам. Саша скорее удивлялся, как это я снизошла до такого дурного общества, на что мне и пришлось рассказать ему о своей теперешней жизни.
– Ну Папа Витя тебя не обидит… Хотя тебе, наверное, приходится иметь дело с его женой?
– Жена тем более не обижает.
– Ну если она при своей красоте еще и человек хороший, то таких просто не бывает.
– Вот и мы с Алей Сорокиной сломали голову, как она такая получилась.
– Дядя Витя заслужил, – усмехнулся Саша. – Знаешь, иногда я думаю, что писатели сочиняют своих жен. Правда, насчет писательства Папа Витя не того... как бы это сказать? Ну у него не должно воплотиться, потому что он ничего не знает о женщинах и не может их себе даже представить; у него они такие, каких не бывает! А мы вот все носимся с драмами и трагедиями – у нас и в жизни драмы и трагедии.
– А как у тебя с Нефедовым? – спросила я.
– Взаимно, – рассмеялся Саша, а потом вдруг очень серьезно добавил:
– Знаешь, будь я каким-нибудь национал-патриотом, я бы заподозрил, что Нефедов во главе заговора против русского народа.
Он печатает все самое гнусное, самое грязное и лакейское.
– Это, наверное, из коммерческих соображений?
– Черта с два! У нас есть спрос на любую литературу – и на Гнилову, и на Достоевского, и на Томскую, и на Джойса. Он выбирает Гнилову и Томскую, распродает, а потом он может с чистым сердцем лгать, что это успех этой нечисти – истина в последней инстанции. Он не говорил тебе, что тебя отверг компьютер? Обычно он говорит приличным людям именно это. Естественно, компьютер тебя отвергнет, если ты в него даже не внесен.
– Но зачем он так?
– По-моему, из презрения к людям.
– А почему Виктор ему позволяет?
– Ты лучше спроси, как это Нефедов изредка позволяет что-то Папе Вите?
– Разве не Виктор хозяин?
– Издательства? Нет. Мишка, это покойный сын Виктора, дружил с Нефедовым с первого класса. Он-то дружил, да только не подумай, что Нефедов с ним тоже дружил, он ни с кем не дружит.
Мишка был прекрасный парень. Я познакомился с ним два года назад вот на такой же тусовке. Мы тогда с ним жутко налимонились, а потом еще два дня пили у него. Он такой же прекраснодушный идиот, как Папа Витя, только, в отличие от отца, у Мишки сказался финансовый талант. Да что там финансовый гений! Он без матери остался рано, да еще с таким папашей, как Виктор. Ну Мишка научился вертеться. Папочка любил книги. Мишка присмотрелся и лет с пятнадцати спекулировал книгами. Относительно дешево скупал, относительно дешево продавал. Как бы то ни было, а на квартиру себе сообразил. Потом, уже в наши времена, рискнул квартирой, сменялся снова в коммуналку, купил пару ларьков. Опять относительно дешево покупал и относительно дешево продавал.
Он всегда знал, сколько дать и сколько спросить.
У одних в ларьках все гнило, а он выгадывал за счет оборота, хоть продавал дешевле. Потом пошел деньги крутить, и его ни разу не обломали – всегда успевал нажиться и слинять вовремя. А там уж понеслась душа в рай – какие-то бензоколонки, машины, авторемонтные станции. А издательство он Папе Вите пополам с другом Нефедовым подарил. Считал папу писателем, а Нефедова знатоком.
– Почему – знатоком? Какое у Нефедова образование?
– Выперли за жестокую драку с юридического, даже папа-идеолог не мог ничего поделать. Но Мишка Нефедова боготворил. В семье Нефедовых Мишку привечали, он летом у них на даче жил. Они могли привечать его и из выгоды, держать его около сыну ли как пример для подражания. Уж ты меня знаешь, я человек недоверчивый и не такой глупый, но даже я верю, что Мишка был хороший мужик, честный. Ну то есть относительно. Конечно, наверное, и взятки давал при всяких там оформлениях своих дел, и с братвой договаривался, но сам никого не давил, ручаюсь. У него еще был такой талант – никогда не наступать на чужие мозоли и не быть ни у кого бельмом на глазу. Ни пальцев веером, ни бахвальства – он совершенно правильно боялся вызывать в людях зависть к себе, его любили. Наверное, все любили, кто знал. Кроме Нефедова, разумеется.
