Вначале Раэм жадно стремился к их близости, словно желая поглотить как можно быстрее, насытить свой чувственный голод, завоёвывая, покоряя, вынуждая животную часть её натуры одержать верх и дать ему желаемое. Он требовал всю Карибу для себя, всё внимание и время, не принимая и намека на отказ. Теперь всё менялось. Раэм с каждым днём окружал её все большей заботой, проводил с ней всё больше времени, и большую его часть вне постели. Причем, он проводил его так, как хотелось бы ей, а не просто таская её за собой, как вещь, в ожидании момента, когда возникнет возможность удовлетворить его непроходящее вожделение. Нет, Кариба не обманывала себя, чувственный голод её супруга не стал меньше. Она видела его в глазах Раэма каждый раз, когда он на неё смотрел. Но теперь, помимо откровенного, неприкрытого желания, в этих глазах было что-то ещё. Если бы она не знала, что вышла замуж за Раэма Дараисского Драконьего повелителя, самого властного и жестокого дракона из известных, Кариба сказала бы, что это нежность, потребность и даже временами раскаяние. В такие моменты её словно прожигало насквозь, лишая решимости ненавидеть этого мужчину, заставляя трепетать сердце в желании поверить, что это может быть правдой.
Каждый раз, когда Раэм обучал её искусству боя, ездил с ней на их верховые прогулки или просто сидел рядом вечерами, когда она читала, положив голову ей на колени, Кариба ощущала, как необъяснимое чувство нежности наполняло душу, смущая и приводя в трепет. Все чаще ей хотелось протянуть руку и коснуться его волос, проследить пальцами жесткую линию подбородка, дотронуться до его чувственного рта, что умел ей дарить сказочное блаженство, несмотря на все её сопротивление. И с каждым днём было все сложнее и сложнее напоминать себе, что она делит жизнь и постель с жестоким убийцей и врагом, принудившим её к этому браку. В такие моменты стыд за собственную слабость затоплял её сознание. Кариба чувствовала себя подлой предательницей. Она судорожно вызывала в своей памяти образ Лаэмина, становившийся все более размытым, и собственного отца, стоявшего на коленях перед Раэмом у всех на глазах во дворе их дома. Сломленного и раздавленного мужчину, которого она всегда считала почти всесильным.
Но шли дни, и Раэм шаг за шагом отвоёвывал в её сердце всё больше пространства, стирая осторожными касаниями нежности воспоминания прошлого. И это рвало Карибу на части. Она ведь должна его ненавидеть! ДОЛЖНА! Но почему с каждым днём на это все сложнее было находить силы?
Ночами всё обстояло ещё хуже. Сколько ни твердила Кариба себе, что не может желать Раэма, она желала его. И все неистовее и сильнее. Её тело томилось в ожидании его прикосновений. Кариба и сама не поняла, в какой момент желать Раэма стала не только драконница, но и человеческая часть её натуры. От его близости, его запаха голова Карибы горела как в огне, а тело становилось горячим и ненасытным. Едва Раэм оказывался в одном с ней пространстве, Кариба не могла думать больше ни о чём, кроме жадных прикосновений его рук, влажного скольжения его горячего рта по её коже и того, как каменеют, вздуваясь под его блестящей от пота кожей, его мышцы в момент высшего наслаждения. Воспоминание о звуках его рычания и стонов, в которых одновременно звучали и упоение властью над её телом, и безумное преклонение, и восторг от возможности обладать, заставляли дрожать её тело, и сжиматься лоно сладкой болью. И за это она тоже беспрерывно казнила себя. Как она стала такой слабой? Такой же, как все те женщины, которых сама презирала за то, что они были готовы на все, лишь бы ещё раз разделить постель с Драконьим повелителем.
Путешествуя с Раэмом и посещая замки вассалов, она встречала их. Их голодные, жаркие взгляды впивались в его тело, предлагая и умоляя. И хотя Раэм всегда смотрел лишь на неё, не замечая бывших любовниц, в грудь Карибы впивалась боль, словно выгрызая сердце изнутри. Что это - ревность? Или страх того, что, если бы оказалась на месте этих самых женщин, тоже потеряла бы честь и гордость и ловила бы взгляд Раэма в надежде коснуться ещё хоть раз?