— Ах! — сказала царица. — Я тоже с удовольствием отдала бы мою корону и весь блеск, который окружает меня, чтобы стать твоей женой и жить возле тебя. Но не будем думать о том, что невозможно, — прибавила она. — Будем помнить, что наши надежды витают за рубежом этого мира.
Сказав это, она подняла глаза к небу.
— Посмотри, друг! — вскричала она. — Эти тучи освещены кровавым заревом, солнце уже садится… Возможно ли это?
— Увы! — сказал принц. — Значит, надо вернуться к людям.
— Не печалься так, — пробормотала она, — потому что мы еще увидимся.
Принц поднялся и стал искать лошадей. Та, на которой они ехали, упала в изнеможении и издыхала. Другая, сильно усталая, остановилась в нескольких шагах. Он подвел ее царице и помог ей сесть в седло. Потом он бросил взгляд, полный сожаления, на ту долину, которую они покидали. С глубоким вздохом он взял лошадь под уздцы и повел ее по траве.
В ту минуту, когда Кизаки и принц удалялись, куст, под которым они приютились, зашевелился, и оттуда выбежал притаившийся человек.
Киото избежал угрожавшей ему опасности, битва окончилась, пожары потухали. Царица, похищенная преступными руками в ту минуту, когда народ находился в смятении от ужаса, возвращалась с принцем Нагато, который вел ее среди народа, обезумевшего от радости. Дома, несколько часов тому назад запертые, были открыты настежь, все выходили на улицу. Жители беседовали с солдатами, выкатывали бочки с сакэ, пробивали их, пили, плясали. Они считали себя мертвыми, а теперь воскресли. Было чему радоваться: по улицам и площадям раздавались крики, они перелетали из уст в уста, и скоро весь город повторял:
— Слава микадо!
— Смерть Гиэясу!
— Проклятье его роду!
— Благословение генералу Яма-Кава!
— Хвала Небесным Всадникам!
— Слава принцу Нагато, которому мы обязаны победой! — крикнул кто-то.
— И который возвращает нам нашу божественную Кизаки, — подхватил другой.
И действительно, принц шел, ведя лошадь, на которой сидела царица. Толпа расступалась и падала ниц пред нею, внезапно умолкая, а когда она удалялась, шум тотчас же возобновился.
Царица закрыла лицо покрывалом, придерживая его на груди одной рукой, лошадь была покрыта пеной и тяжело дышала. Нагато вел ее под уздцы и оборачивался иногда к царице. Она улыбалась ему из-под газового покрывала, тогда как все головы были преклонены к земле. Таким образом они достигли крепости Низио-Нозиро и въехали в ее стены. Небесные Всадники встретили Кизаки. Ее спросили, не послать ли за женщинами, которые остались в летнем дворце.
— Зачем? — сказала она. — Разве мы не вернемся во дворец?
Ей не посмели сказать, что напуганный микадо отказался покинуть крепость и рассчитывал в ней остаться навсегда. Сын богов был в отчаянии. Победа не успокоила ни его ужас, ни его гнев. На него напали в его собственном дворце! И кто же? Не монголы, не китайцы, а японцы!
Его народ, то есть его рабы, недостойные даже произнести его имя, осмелились с неслыханной дерзостью напасть на него с оружием в руках. Его священная особа была вынуждена не только идти, но даже бежать. Микадо, один взгляд которого должен был превращать человека в пепел, бежал, бледный от страха. Строгие складки его атласных платьев истрепались, он спотыкался, путаясь в волнах своих одежд, когда бежал по улицам. Что сталось со священным величеством, с божественным могуществом потомка богов среди этих событий?
Го-Митсу-Но, вне себя от гнева, дрожащий и удивленный, не успокоился после победы. Он повелел убить всех покорившихся солдат.
— Они опять пойдут против меня, — говорил он, — убейте их всех до единого.
— Мы убьем их после, — осмелился ответить ему министр Правой Руки, один из высших сановников даири, — а сейчас эти десять тысяч человек составляют для нас драгоценное подкрепление.
Тогда микадо воскликнул:
— Пусть ко мне приведут Гиэяса, пусть ему выколют глаза, вырвут внутренности, разрежут его на куски.
— Со временем, — сказал в свою очередь министр Левой Руки. — Теперь Гиэяс не в нашей власти.
— Соберите всех воинов, князей, министров, — вскричал тогда микадо, — я хочу возвестить им мою волю.
