— Я достоин этого доверия, — сказал принц. — Моя любовь так же чиста, как твоя.
— Несколько дней спустя, — продолжала царица, — ты был передо мной на коленях, в приемной зала. Удивленная твоим смущением, я позволила себе сказать о моей камеристке. Ты вскричал, что не любишь ее, бросив на меня взгляд, в котором можно было прочесть всю твою душу. Помнишь, какой у меня был разгневанный и презрительный вид? А между тем, если б ты знал, какая невыразимая радость овладела мною! Газель, которую тигр сжимает в своих когтях и потом вдруг выпускает, должна испытывать такое ощущение, какое овладело мною. Тогда я поняла, что ты меня любишь: твой взгляд и твое волнение сказали мне это. Покинув тебя, я побежала в сады и написала четверостишие, которое так легкомысленно дала тебе.
— Оно здесь, на моем сердце, — сказал принц. — Я никогда не расстаюсь с ним.
— Узнаешь это? — спросила Кизаки, показывая принцу веер, заткнутый за кушак из серебряного полотна, которым было опоясано ее платье.
— Нет, — сказал Нагато, — что же это такое?
Он взял веер и раскрыл его.
Он был из белой бумаги, с золотыми блестками. В одном углу виднелся пучок тростника и два улетавших аиста. В другом углу были начертаны четыре строки китайскими буквами:
«То, что вы любите больше всего,
Что вы любите сильнее, чем кто-либо может любить,
Принадлежит другому.
Так ива, растущая в вашем саду,
Склоняется от ветра
И украшает своим ветвями соседнюю ограду».
— Это стихи, которые я написал в западном фруктовом саду! — сказал принц. — Ты сохранила этот веер?
— Я никогда не ношу другого, — сказала Кизаки.
Они оба смеялись, забыв прошлые страдания, упиваясь наслаждением этой минуты счастья. Она больше не говорила о возвращении во дворец.
— Если б ты был моим братом! — сказала она вдруг. — Если б я могла, не подвергаясь клеветам, провести жизнь возле тебя, как бы прелестно текли дни!
— А ты, жестокая, хотела прогнать меня с глаз долой!
— Это был приказ царицы. Перед твоими слезами женщина не могла повиноваться ей! Но скажи мне, в свою очередь, как ты полюбил меня?
— Я уже давно люблю тебя, — сказал принц. — Но моя любовь зародилась гораздо раньше, чем ты меня заметила. Когда мой отец отрекся в мою пользу, я пришел выразить мою покорность микадо. В ту минуту, когда я выходил от него, ты прошла мимо меня по одной из галерей. Я думал, что вижу саму Тен-Сио-Дай-Джин[23], я совсем онемел от удивления и восторга. Глаза твои были опущены, и от твоих длинных ресниц падала тень на щеки. Я опять вижу тебя, когда закрываю глаза. На твоем платье был вышит белый павлин. Волосы были убраны лотосами. Твоя опущенная рука рассеянно играла веером из павлиньих перьев. Это было только видение: ты исчезла, но с этих пор ты стала всей моей жизнью… Я вернулся во дворец только год спустя.
— Тогда-то я и увидела тебя в первый раз, — сказала царица. — Все говорили о тебе. Мои прислужницы не умолкали. Хвала тебе переходила из уст в уста. Я полюбопытствовала посмотреть на этого героя, которому приписывались все добродетели и которого наделяли всевозможными прелестями. Спрятавшись за занавеской, я смотрела на тебя, когда ты проходил по большому двору даири. Я нашла, что похвалы были ниже истины, и удалилась странно взволнованная.
— Я же, покидая дворец, не увидел тебя снова. Меня раздирала злая тоска. В течение целого года я нетерпеливо ждал минуты, когда мог надеяться увидеть тебя еще раз, но ожидания этого года обманули меня. Я не мог устоять и вернулся несколько дней спустя. На этот раз я был допущен на празднество, на котором ты присутствовала. На этом-то празднике я заметил, что мною интересовалась Фаткура, и тогда же у меня зародился преступный замысел скрыть под притворной любовью непобедимую страсть, которая овладела мною.
— Как она должна страдать, несчастная! Любить, и не быть любимой! — сказала Кизаки. — Я от всего сердца жалею ее. Где она в данную минуту?
— В моем замке Хаги, возле моего отца. Я отправил к ней гонца, чтобы он привез мне точные сведения о том, что там происходит. Мой отец, наверное, считает меня мертвым, потому что ты, конечно, не знаешь, что мое государство было разграблено, крепость взята, и мне отрубили голову. Какое мне дело до всего этого! Я отдал бы мои владения и целый мир, чтобы только видеть эту хорошенькую ямочку в углу губ, когда ты смеешься.
