Они одеты празднично, добротно и пышно: длинные суконные кафтаны, поверх кафтанов — просторные плащи, на головах — широкополые шляпы.
На самую середку поставим?
Б у р ж. Тяжеленная, чертяка!..
Л ю и л ь е. Железо! Одного железа в ней ливров на шесть, не меньше! Железо нынче в цене.
М о н т е к л е р. А в угол, к окну поближе! — и не на дороге будет, и свет из окна как раз…
Вчетвером они осторожно, кряхтя от усилия, опускают ящик на пол в углу у окна.
Б у ш е (утирая пот). Ну вот и слава богу!..
М о н т е к л е р. Не повредилось ли там чего внутри?
Л ю и л ь е. Железо! — что ему сделается?!
Б у ш е. А воск?! — воск штука нежная!
Б у р ж. Кому вы это говорите? — потомственному свечных дел мастеру?!
Из-за полога вышла к ним Ж а н н а.
Ж а н н а. Вы ко мне, господа? — здравствуйте.
Они снимают шляпы с голов и низко, но с достоинством ей кланяются.
Л ю и л ь е. Мы к вам, госпожа Жанна. Мы — старейшины совета цеховых старост города Орлеана.
Б у р ж. А вы — Орлеанская Дева.
Б у ш е (с ненавязчивой простотой). Вот мы и пришли, как орлеанцы к орлеанке!
Л ю и л ь е. Добро пожаловать в твой город, Жанна, который тебя любит и помнит твою доброту и твою храбрость.
Все опять кланяются ей.
Я — Жан Люилье, оружейник и староста оружейного цеха…
Ж а н н а (стремительно подходит к нему, обнимает и целует его). Ты чинил мои латы, когда их помяли под Турелью. Я тебя помню, мой оружейник, я тебя люблю!..
Л ю и л ь е (забыл о своей степенности, кричит, не помня себя от счастья). Она помнит меня! Она помнит своего оружейника! Она любит его! О, Жанна!..
Ж а н н а (быстро подходит к Тевону де Буржу). Ты — свечник, ты делал порох для наших пушек. Тебя зовут…
Б у р ж (прерывающимся от волнения голосом). Тевон де Бурж, Жанна, мастер Тевон… Уж я старался для тебя, Жанна… я чуть собственную мастерскую не спалил, так я для тебя старался!..
Ж а н н а (протянула руки к Жаку Буше; с волнением). А ты… ты…
Б у ш е (с хитроватой скромностью). Жак Буше, сударыня, городской казначей.
Ж а н н а (бросилась ему на шею). И мой хозяин! Мой добрый, милый хозяин, который отдал мне свой дом и свою постель, и кормил, и поил, и берег мой сон!..
Б у ш е (прочувствованно). Он самый, Жанна, он самый…
Ж а н н а. Господи, как я вас люблю! Как я всех вас люблю! Как я счастлива, что опять среди вас!
Л ю и л ь е. И мы тебя любим. Ты — наша Дева, Жанна. (Буше.) Мэтр Буше, ваш черед…
Б у ш е (выходит вперед). И в знак нашей верной к тебе любви и благодарности за то, что ты отстояла Орлеан и сняла с него осаду, в знак доброй памяти, которую ты оставила здесь навеки…
Ж а н н а (с веселым нетерпением). Ну же! — сколько слов ты обрушил на меня, а до дела никак не доберешься!..
Л ю и л ь е (строго). Мэтр Буше!..
Б у ш е. Ну вот… стало быть, город и собрал и назначил меня, казначея, передать тебе в дар за добрую службу, которую ты ему сослужила во время осады…
Б у р ж. В знак любви, Жанна, просто в знак любви!
Ж а н н а (с простодушным любопытством). Что же это за подарок вы припасли… да не томите же меня!
Б у ш е (достал из-под плаща ларчик, обитый по углам медью; торжественно). Двести десять ливров, и ни сантимом меньше!
Ж а н н а (поражена). Двести ливров! — да это же целое богатство! Куда мне столько?!
М о н т е к л е р. Бери, Жаннетта, бери, деньги еще никому не бывали в тягость!
Б у р ж. Они от чистого сердца, а что от сердца — тому цены нет, ливр или полушка!
Б у ш е (отдавая ей ларец). Они твои, Жанна… не деньги, а орлеанские сердца. А уж тебе ли не знать наших сердец, когда они бьются в лад!..
М о н т е к л е р (с восторгом). А там — хоть в пекло, хоть на край света, хоть к черту на рога!..
Ж а н н а (неудержимо). Я вас люблю! Вы — мои первые друзья, мои первые солдаты, первый мой бой, первая победа… И то утро, когда я с левого берега впервые увидела белые стены города и мой верный Дюнуа протянул мне руку и сказал: «Мы ждали тебя, Дева!», а потом мы переправились на лодках в город, и вы мне поверили и пошли за мной и взяли Сен-Лу… и когда капитаны не хотели позволить мне взять Турель, вы сказали: «Мы с тобой, Дева!» — и пошли за мной, и первая неудача, и ночь, когда мы с вами ждали утра и не знали, что оно нам принесет, а утро пришло свежее и ясное, и мой белый флаг весело забился на ветру, и мы пошли на насыпь, и на стены, и взяли Турель, и разомкнули кольцо осады… и молебны в церквах, и звон колоколов, и я на белом коне рядом с моим Дюнуа, и все мы смеемся и плачем от радости… и запах пороха от моей одежды, и боль от английской стрелы, всего лишь царапина, но это была моя первая кровь, которую я пролила за Францию, и колокола звонили так весело, так молодо, так светло… и мы поверили, что годонам конец, что победа наша, она и была наша, мы ее пронесли по всей Луаре и пошли на север, и Труа нам сдался без боя, и Реймский собор, как каменная гора, и запах ладана, когда архиепископ возложил корону на голову моего милого дофина… и когда я вышла из собора, солнце мне било прямо в глаза, и я знала, знала, знала, что это последнее мое солнце… что у меня на все про все — один год, один короткий год… но я верила, я верила, и мои голоса говорили мне — иди! иди и не думай о конце! иди, так хочет бог и Франция!.. О, этот мой последний год!.. Но теперь мы начнем все сначала! Все сначала, мой Орлеан!