Жажда над ручьем - страница 77
Звонок телефона.
(Поднял трубку; по телефону.) Да. Это я. Слушаю, слушаю… Слушаю, Петр Севастьянович. Состояние прежнее… нет, не приходил в сознание… Анненков надежды не теряет. Мы — тем паче… Ждем консилиум, скоро будут здесь.. О завтрашнем эксперименте?.. (Взглянул на Гордина.) Я понимаю. (Повторяет для Гордина то, что говорят ему по телефону.) Отменяется ли приезд товарищей из руководства?.. Отменяем ли эксперимент?.. Наше твердое, обоснованное решение? Я понимаю, понимаю… Если позволите, Петр Севастьянович, я вам позвоню через полчаса. Через полчаса, не больше. Да. Окончательное наше решение. (Положил трубку. Пауза.) Марк… позови-ка сюда всех наших — что-то голова у меня… и сердце… Пожалуйста.
Гордин пошел наверх.
(Достал из кармана валидол, положил таблетку под язык.) Выговорился… непозволительная роскошь!.. Ну и ночь нынче!.. «В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик…»
З а т е м н е н и е с п р а в а.
С л е в а.
М е н ш и к о в и Р о д и м ц е в.
М е н ш и к о в (с интересом разглядывал Родимцева). А вам я — зачем?
Р о д и м ц е в. Любопытно.
М е н ш и к о в. Что же мы с вами станем делать?
Р о д и м ц е в. Так, побеседуем разве что. Только вот — о чем?
М е н ш и к о в. Действительно… О судьбах человечества, например, о будущем мира, а?
Р о д и м ц е в (спокойно). А что ему сделается?
М е н ш и к о в. Не скажите. Ядерная война хотя бы.
Р о д и м ц е в. Я невоеннообязанный уже.
М е н ш и к о в. Бомба может этого и не знать.
Р о д и м ц е в. У меня — брат в Житомире. Житомир бомбить не будут, себе дороже. А думать — на это правительство есть. Война, мир… до полного коммунизма мне все одно не дотянуть, полста девятый как-никак распечатал… Так что… Я газеты читаю, нахожусь в курсе. Хорошему человеку и сейчас хорошо.
М е н ш и к о в. Он вроде вас, хороший-то?
Р о д и м ц е в. Прибедняться не буду. А что? — долг исполнял, взысканий не имел, до пенсии дожил. Чего еще? (Задумался.) Вот только тесновато на земле становится, толкучка. Перенаселение. А все оттого, что отдельные квартиры стали давать кому придется, вот и размножаются. Ничего, на мой век места хватит. (Взглянул с сочувствием на Меншикова.) Твоего-то, пожалуй, что и недолго осталось, а?
Пауза.
М е н ш и к о в. Хоть один — довольный собой…
Р о д и м ц е в. А как же?! Сон у меня цельный, без зазоров. Сознание чистое, жалеть не имею о чем. Было как было, будет — как будет. Рассуждать да спрашивать ваш брат больно стал, всякие рамки позабыли! Лично я порядок уважаю. Это во мне крепко сидит, не выбьешь. Распустить — скоро, собрать — труднее. (Дружески.) Ничего, авось доктора тебя вытащат, еще успеешь проникнуться… Порядок — основа основ. Порядок, план, проверка исполнения.
М е н ш и к о в. Слушай! — может быть, ты — просто мой бред?! Тебя нет на самом деле, нет, не может быть?!
Р о д и м ц е в (снисходительно улыбнулся). Есть я, есть, не бойся. Живой, здоровый, на своем месте. Это ты вот… Ладно, тебе долго разговаривать нельзя. Давай вылечивайся, а там видно будет…
З а т е м н е н и е с л е в а.
С п р а в а.
В вестибюле — Г а в р и л о в, Г о р д и н, Щ е р б а к о в, К р ю к о в, Л о с е в а.
Г а в р и л о в. Я бы мог, конечно, и сам… Но в этом случае решать надо единодушно.
Щ е р б а к о в (считает присутствующих). Два, три, четыре, пять… на каждого — по одной пятой ответственности.
Г о р д и н (ему). Борис Леонтьевич!..
Г а в р и л о в (спокойно). Да. Именно. Ну-с… я думаю, мы начнем снизу… чтоб никому ничего не навязывать. (Лосевой.) Ирина Александровна, вы?
Лосева будто и не слышала вопроса.
Хорошо. Ростислав Иванович?
К р ю к о в (без энтузиазма). Я, естественно… Право, не знаю!.. Без Николая Николаевича… мы ведь можем поставить под угрозу…
Щ е р б а к о в (ему). Ты даже самостоятельно колебаться не в состоянии!..
К р ю к о в (взорвался). Почему меня первого спрашивают?!
Г а в р и л о в (Щербакову). Борис Леонтьевич?
Щ е р б а к о в. Вы знаете.
Г а в р и л о в. Так. (Гордину.) Марк Львович?
Г о р д и н. Я — тоже.
Г а в р и л о в. Так…
Г о р д и н