Г а в р и л о в. Время, ты забыл, через какое мы с тобой прошли время?!
М е н ш и к о в. Не сваливай. Время — это мы. Наша сопротивляемость ему. Но ты — рыба, холодная, скользкая, которая плывет только по течению. Ты плыл впереди и рассекал воду, мне было так легче, и я научился не замечать, что путь выбираю уже не я. Ты — моя липкая тень, мой тайный недуг.
Г а в р и л о в. Почему ты вдруг заговорил об этом сейчас?
М е н ш и к о в. Потому что у меня больше может не быть времени.
Большая пауза.
Г а в р и л о в. Завтра — эксперимент.
Меншиков засмеялся.
Что ты смеешься?! Теперь я тебе скажу! Я учил тебя жизни! — ты глядел вверх, на звезды, я за тебя — на землю, под ноги, и ты не споткнулся. Ты бился головой об стену — я отпирал тебе калитку. Я взял на себя всю черную, грязную работу, ты — умывал руки, пятна оставались на мне… И теперь… за ночь до эксперимента, когда все — на карту, на бочку, ва-банк! — ты ушел, ты — пас!.. Оставил меня одного!.. Перестань смеяться! — утром эксперимент, и я — один!..
М е н ш и к о в. Тебя попросту — нет. Ты — ноль, относительное число, величина без знака. Ты — тень, а теперь ее некому отбрасывать. Эхо, а голос — ушел…
Гаврилова уже не было рядом.
Я не с тобой свожу счеты — с собой. Мне надо успеть это сделать, а времени — в обрез…
З а т е м н е н и е с л е в а.
С п р а в а.
Г а л о ч к а сидела за столиком в кафе.
К р ю к о в подошел к ней, сел рядом, но заговорил не сразу.
К р ю к о в. Странно, но я все думаю — моя группа крови подойдет?..
Г а л о ч к а. Не ваша, так еще чья-нибудь.
К р ю к о в. Конечно… Хочется что-то сделать, понимаете? — что-то такое, чтобы… Я вдруг сейчас, Галочка, понял, что такое я и что такое — он… и я вот целехонек, в ажуре! — а он… И я не знаю, что делать! Что я должен сделать?! Ведь я должен же что-то сделать!.. И не сейчас только, а — вообще… Я серая личность, Галочка, я возмутительно, позорно ординарен, как будильник без звона!..
Галочка хотела его остановить.
Ладно уж, не перебивайте, ведь надо же когда-нибудь… Как это худо, Галочка, когда в самом себе не на что опереться… будто земля уходит из-под ног… Погодите, погодите!.. Знаете — только не сердитесь, пожалуйста! — как это ни смешно, ни чудовищно, сейчас мне вдруг стали ужасно нужны вы… именно вы!
Г а л о ч к а. Вы успокойтесь, Славик. Это пройдет.
К р ю к о в (ударил кулаком по столу). Я не хочу, чтоб проходило!.. Я все плыл щепкой по течению, легко, весело… Я хочу, чтоб я и вам был нужен! Понимаете? — нужен! Вам… Это святотатство, да? — в такую минуту, когда он…
К ним подошла М у с я, присела за их столик.
М у с я. Что врачи-то говорят?
К р ю к о в (Галочке). Знаете, я сейчас даже не столько страх за Никника испытываю — не могу себе представить, что он вообще может умереть! — а — за себя… будто осиротею и — что дальше?..
М у с я. Славик! — матери умирают у детей, отцы, кто бывает родней?! А жизнь-то и захочешь — не остановишь, хоть кто бы там ни умер…
Л е й т е н а н т кончил писать протокол, положил его в планшетку.
Л е й т е н а н т. Небось из управления по второму разу на место происшествия приехало начальство, такое ЧП не каждый день!.. Здравия желаю. (Надел шапку, пошел к выходу.)
К Р о д и м ц е в у подошел а д м и н и с т р а т о р.
А д м и н и с т р а т о р. Что это вы сами с собой в шашки играете? Какой интерес?!
Р о д и м ц е в. А тот, что так я сам себе противник, сам себе и дамка. Беспроигрышно. Садись, а?
Наверху появился Г о р д и н.
Г о р д и н (сверху). Сестра ждет следующего.
М у с я (ему). Я буду следующая! (Встала.) Только я одна боюсь… я крови не могу вытерпеть…
А д м и н и с т р а т о р (ей). Я — с вами, все равно потом моя очередь.
Гордин ушел.
Муся и администратор пошли наверх, к сестре.
Г а л о ч к а (Крюкову, задумчиво). В музыке есть такое понятие — контрапункт. Это такая точка, в которой как бы пересекаются все темы, сливаются, чтобы все переосмыслить… точка высшего напряжения…
Сверху сошли М е н ш и к о в а и А н н е н к о в, прошли в кафе. Меншикова села на стул.
А н н е н к о в (обернулся к буфету). Кофе, пожалуйста.
