Жажда над ручьем - страница 40

Ю р а (задет). Я-то?! — ха-ха!..

И р и ш а. Остаешься, потому что ревнуешь! Собственник и трус!

Ю р а. Доказательства?

И р и ш а (убежденно). Кто любит — тот и ревнует!

Ю р а (весело). Когда рак свистнет!

И р и ш а (вскочила на ноги). Любишь!

Ю р а (еще веселее). Фиг!

И р и ш а (убегая от него). Любишь!

Ю р а (бежит за нею). Дудки!

И р и ш а (издали). А вот и любишь!

Ю р а (на весь парк). Никогда!

И р и ш а. А я говорю — любишь! Любишь!.. Любишь!..

Совсем стемнело.

Но голоса их еще долго были слышны из темноты.

А последний луч нашего не имеющего себе равных заката остановился на миг на Андрее Андреевиче. Андрей Андреевич улыбался.

З а н а в е с.

1969

Я просидел все утро у моря, на горячей гальке, и остался там, когда подошло время обеда и все ушли с пляжа в город.

В эти часы в столовых и кафе толчея, приходится подолгу выстаивать в очереди, а когда подойдешь к дышащей вялым жаром жестяной стойке самообслуживания, там, как и полагается, ничего уже и нет. Попозже, к пяти, перед самым перерывом, потребитель рассасывается, а на кухне, бывает, уже готово вечернее — с наценкой — меню. Настоящих ресторанов в этом городке нет, так что выбирать не приходится.

Солнце сильно напекло мне голову, но перебираться на освободившиеся лежаки под навесом было лень. Во время отпуска больше всего я ценю в себе лень. Самый активный вид отдыха, жаль, медицина этого пока не поняла. В пятом часу я натянул на себя рубаху и жеваные штаны и пошел обедать в «Волну». «Волна» — это что-то вроде поплавка, узкий деревянный настил на сваях, сооруженный перпендикулярно берегу. Конечно же все столики в тени были заняты, и я сел на противоположную, солнечную сторону. Тут, кроме меня, не было никого. Ярко-красный пластик стола был горячий и липкий, стул обжигал и сквозь штаны, когда я сел на него; море лежало совсем неподвижное, окурки, яблочные огрызки и картонные стаканчики из-под мороженого густо облепили прохладные даже на вид сваи, а официантка все не шла. Следом за мной в кафе вошел человек в легкой рубашке навыпуск и с цветастым полотенцем, перекинутым через плечо. Я его заприметил еще на пляже — на курорте, да еще таком немноголюдном, как этот, новые физиономии сразу бросаются в глаза. Он лежал неподалеку от меня, под навесом, и то и дело поглядывал в мою сторону — то ли спутал меня с кем-нибудь, то ли просто от нечего делать. Любознательность, этот мощный двигатель прогресса, развита, между прочим, больше всего у бездельников.

Он потоптался в тени у занятых столиков, ожидая, чтобы кто-нибудь освободил место, потом присел боком на парапет и снова внимательно поглядел на меня, но я сидел к нему почти спиной, да и черт с ним. Солнце здорово напекло мне голову, она тихо гудела, а тут еще невеселые запахи с кухни.

Подошла  о ф и ц и а н т к а  наконец.

Она была молоденькая, почти даже красивая, по-модному высокая и спортивная, с чуть подведенными дерзкими и длинными глазами. Сквозь голубую нейлоновую кофточку вполне отчетливо розовело тело.

О н а. Я вас слушаю.

Я. Осталось-то что?

Она пожала плечами.

О н а. Винегрет, щи, оладьи, творог со сметаной. Еще, может, голубцы остались. Скоро на перерыв закрываемся.

Я. А из вечернего меню?

О н а. После шести, сами должны знать.

Но все же крикнула кому-то за стойкой:

Дядя Володя, из вечерних блюд что-нибудь есть уже?

Ей не ответили.

Узнаю. Пива подать пока? Из холодильника?

Я. Лишний вопрос.

Она заметила того человека, с полотенцем через плечо.

О н а. Садитесь уж, вместе обслужу.

Он сразу откликнулся:

О н. Хорошо, спасибо.

Подошел к моему столу, взялся за спинку стула.

Не возражаете?

Я. Сколько угодно.

О н а. Пиво будете холодненькое?

О н. Конечно. Парочку.

Она опять крикнула то ли буфетчику, то ли шефу:

О н а. Дядя Володя, четыре пива холодненьких!

И нам:

Что это все под самый перерыв взяли моду приходить?! В самую жару. Хорошо, хоть дождик собирается.

И ушла.

С моря действительно быстро надвигалась, разбухая, туча во весь горизонт, как это я ее раньше не заметил. Мы с ним сидели молча, руки прилипали к пластику, я отодвинулся от стола, оперся рукой на балюстраду, глядел на море, на тучу.