А н н а В я ч е с л а в о в н а (хотела ответить, но сдержалась). Не знаю.
А н д р е й А н д р е е в и ч. Рэм Плешков, Мишка Айвазов, Лева Лазарев… Анечка Романовская…
А н н а В я ч е с л а в о в н а (посмотрела на него, отвернулась). Не знаю…
А н д р е й А н д р е е в и ч. Анечка… такая тоненькая, длинненькая, стриженная под мальчика, с такими огромными глазищами… синими. Нет, пожалуй, серыми… впрочем, может быть, и… (Беспомощно.) Знаете, а ведь я не могу вспомнить, какие у нее были глаза… не могу!
А н н а В я ч е с л а в о в н а. Жаль… если бы вы не забыли, может быть… Впрочем, нет. Нет, я бы все равно не могла вам помочь ее найти.
И тут он ее узнал.
А н д р е й А н д р е е в и ч (посмотрел ей в глаза). Серые… ну конечно, серые! Боже ты мой… как я мог?!
Ю р а (за кустами). Давно она здесь?
И р и ш а. Хорошо хоть она-то на твои свидания не опаздывает!
Ю р а. Не можем же мы сидеть здесь до темноты!
И р и ш а (испугалась). Ты думаешь, она проторчит тут до ночи?!
Ю р а. Она — может!..
И р и ш а. Что же делать?!
Ю р а. Целоваться, что нам еще остается!..
Поцелуй.
А н д р е й А н д р е е в и ч (задумчиво). Ну, вот и пришел я… к той же Анечке Романовской… что я ей скажу?!
А н н а В я ч е с л а в о в н а (усмехнулась). Почему именно к ней?
А н д р е й А н д р е е в и ч. Почему?! — я думал… одним словом, я думал — она вправе ждать, что я приду к ней первой…
А н н а В я ч е с л а в о в н а (жестко). А если она давно уже не ждет?
А н д р е й А н д р е е в и ч (не сразу). Да… не ждет, и все тут…
А н н а В я ч е с л а в о в н а. Если у нее… заботы, радости, печали, к которым вы уже не имеете никакого отношения?.. И вы будете сидеть друг против друга, пить остывший чай с кизиловым вареньем…
А н д р е й А н д р е е в и ч (усмехнулся). Да, да! — с кизиловым, я помню, тут у нас именно кизиловое всегда!..
А н н а В я ч е с л а в о в н а. И каждую фразу начинать с натужного «а ты помнишь?..».
А н д р е й А н д р е е в и ч (печально). Да, конечно! — глупо было думать…
А н н а В я ч е с л а в о в н а (опять усмехнулась). О ней?..
А н д р е й А н д р е е в и ч. Действительно… старый дуралей!
А н н а В я ч е с л а в о в н а (жестко). Или — о том, что она должна думать о вас, не может не помнить, не смеет, — почему?! По какому праву?!
А н д р е й А н д р е е в и ч. Старый, старый дуралей…
А н н а В я ч е с л а в о в н а (взглянула на часы, про себя). Нет, не придут, опять перехитрили. Они нынче ужасно хитрые, дети!.. (Вздохнула.) Или мы, родители, поглупели… (Ему.) Где же вы будете ночевать?
А н д р е й А н д р е е в и ч (улыбнулся невесело). Да хоть тут, на этой скамейке… с которой уже не видна река…
А н н а В я ч е с л а в о в н а. Не будьте сентиментальны… это вам не идет. (Решилась.) У меня две комнаты, совершенно изолированные, сын переберется на одну ночь ко мне, ничего страшного.
А н д р е й А н д р е е в и ч. Нет, нет!.. Нет, не надо!
А н н а В я ч е с л а в о в н а. Когда-то вы были решительнее… в молодости вы были куда решительнее.
И р и ш а (за кустами). Слушай, это уже не смешно!
Ю р а. И ужасно хочется есть… Вот что! — я сейчас унесу отсюда ноги по возможности незаметнее, дам небольшого кругаля, вызову огонь на себя, а ты в это время… Один поцелуй и — вперед!
И р и ш а. Нашел время!
Ю р а. Для храбрости! Подсчитано — один поцелуй в этом смысле равен стопке водки. Даже собираются применить это новшество в армии перед атакой.
И р и ш а. Тебе бы только в солдатики поиграть…
Поцелуй.
Ю р а. Все! — велика наша земля, но отступать некуда! (Убегает, прячась за кусты.)
А н н а В я ч е с л а в о в н а. Вы кого-нибудь ждете?
А н д р е й А н д р е е в и ч (рассеянно, думая о своем). Нет… (Вспомнил об Ирише, оглянулся в сторону телефона.) То есть… тут один человек… он должен позвонить… то есть он ждет звонка.
А н н а В я ч е с л а в о в н а (тоже посмотрела по направлению будки). По автомату?..
А н д р е й А н д р е е в и ч (отвлеченно). Да, знаете… моя… моя… моя, как бы это выразиться… некоторым образом, моя… (Развеселившись вдруг.) Моя племянница!..
А н н а В я ч е с л а в о в н а
